Отражение жизни куприна в романе юнкера. Пересказ сюжета Юнкера Куприн А. И - Бесплатные школьные сочинения. Изображение армейской жизни в повестях Куприна "Юнкера", "Кадеты"
В этом романе Куприн описывает традиции Александровского 3 юнкерского училища. Молодой парень поступил в пехотное училище, и решает стать офицером. Куприн пишет, что перед уходом он заходит к своей девушке, которую так сильно любит. Юленька первая любовь Алёши Александрова решает разойтись с ним.
В романе Александр Иванович описывает первые шаги Алёши в творческом плане. Он пишет рассказ о любви, но из-за того что он не согласовал это с офицерами его на 3 дня сажают в карцер. В романе Куприн пишет о юношеских годах молодых людей, которые выбрали стать военными. Хоть и дисциплина на первом месте, но ребятам удается даже давать прозвища своим командирам. Писатель раскрывает внутреннюю сторону пехотного училища. У каждого курса есть свои названия и первокурсников называют юнкера. Александр Иванович пишет, что молодым ребятам иногда приходится туго с таким режимом. Куприн даже затрагивает тему штрафов среди юнкеров. В училище над ребятами младших курсов никто не издевался, и дедовщины не было. Их командир Дрозд учил их держаться вместе и отвечать за свои поступки.
Куприн описывает первую любовь Алёши Юленьку, которая его бросила. Парень тогда переключается на ее сестру Ольгу. Именно своей первой любви он посвящает рассказ, в котором делает ошибку, и место имени Оля пишет Юля. Алёша понимает, что совершил ошибку, и Ольга его бросает.
Александр Иванович описывает в романе бал, который проходит в Екатерининском институте. Главный герой романа встречает здесь замечательную девушку Зину Белышеву. Куприн описывает их первую встречу и дальнейшую переписку. Алёша просит Зиночку подождать его 3 года и по возвращению он обязательно на ней женится. Ради своей любви Алёша стремиться получить высокий балл, что бы выбрать подходящую часть.
Александров добивается своего и поступает в Ундомский пехотный полк. Все новобранцы стоят и слушают наставления от генерала. Куприн очень подробно описал те времена. Красивые, пышные балы в стиле Александра 3 и жизнь молодых кадетов. Куприн в своем произведении учит всех как нужно любить и дружить. В училище ребята становятся одной семьей и учатся помогать друг другу. А Алёша понял, что время лечит и ему встретилась девушка, которая готова его ждать долгих 3 года не смотря ни на что.
Вариант 2
В последний летний месяц Алексей Александров окончил кадетское обучение и перешел учиться в пехотное училище имени Александра II.
До обеда Алексей зашел к Синельниковым. Вместо поцелуя, Юленька сообщила, что нужно завершить летние детские глупости, потому что теперь они стали взрослыми.
Училище, в котором учился Алеша, находилось на Знаменке. Москвичи испытывали гордость при виде Александровских юнкеров. Ученики участвовали в важных городских торжествах. У юноши часто всплывало в памяти грандиозное шествие Александра III осенью 1888. Семья монарха проехала в нескольких шагах от строя юнкеров, Алексей испытал восторг и любовь к императору. Командиры держали ребят в строгости и муштровали.
Не было в училище дедовщины. Младшими не помыкали. Ощущалась атмосфера товарищества и рыцарской демократии. Капитан Фофанов по кличке Дрозд, после присяги напоминал, что они теперь солдаты и за проступки могут быть отправлены в пехотный полк.
На декабрьском балу Ольга, сестра Юленьки, рассказала Алексею о помолвке сестры. Юноша был огорчен, но не показал своих эмоций. Он сказал, что давно влюблен в Ольгу и даже посвятил ей свой рассказ. Скоро его напечатают в «Вечерних досугах».
Рассказ действительно был опубликован, но Алексея посадили в камеру на трое суток за публикацию без разрешения командира. Вскоре Дрозд снарядил Александрова на престижный бал в Екатерининском институте. На балу Алексей познакомился с Зиной Белашевой. Девушка была красивая и обладала притягательной харизмой. Между молодыми людьми произошла настоящая, взаимная любовь. Они хорошо подходили друг другу.
Алексей признался Зине в любви, и попросил подождать, пока он не поступит в Академию генерального штаба. Затем попросит ее руки у Дмитрия Петровича Белышева, и они смогут прожить на его жалование в сорок три рубля. Зиночка дала свое согласие.
Поле прохождения всех экзаменов, Алексея направили на службу в далекий Ундомский полк.
Произведение учит, как нужно дружить и любить.
Несколько интересных сочинений
- Проблема счастья в произведениях Чехова сочинение
Антон Павлович Чехов неоднократно поднимал в своих произведениях проблему счастья. Отчего же? А всё потому, что она актуальна и по сей день. Множество людей посвящают себя поисками неизведанного, того, что принесет радость
- Сочинение Описание природы осенью
Давно уже красоты осенней природы приковывают взгляды великих поэтов и художников. Сам Александр Сергеевич Пушкин посвятил осени немало своих произведений. А фамилий великих художников просто не перечесть.
- Описание и роль природы романе Тихий Дон Шолохова
«Тихий дон» можно с полной уверенностью назвать шедевром отечественной литературы. В данном произведении в полной мере отражаются как многогранность, широта и «изюминка» русской души, так и красота природы.
- Главные герои произведения Гроза Островского
Пьеса Александра Николаевича Островского «Гроза» – это одно из самых популярных и любимых произведений писателя. Работа была написана перед началом социальных реформ, ожидающихся в Российской империи.
Одиночество человека.Человек по своей сути живое существо, которое должно жить в коллективе. Не зря развитие человечества ускорило свои темпы только когда люди начали жить в коллективе, где каждый имел свою роль и назначение.
Самый конец августа; число, должно быть, тридцатое или тридцать первое. После трехмесячных летних каникул кадеты, окончившие полный курс, съезжаются в последний раз в корпус, где учились, проказили, порою сидели в карцере, ссорились и дружили целых семь лет подряд.
Срок и час явки в корпус – строго определенные. Да и как опоздать? «Мы уж теперь не какие-то там полуштатские кадеты, почти мальчики, а юнкера славного Третьего Александровского училища, в котором суровая дисциплина и отчетливость в службе стоят на первом плане. Недаром через месяц мы будем присягать под знаменем!»
Александров остановил извозчика у Красных казарм, напротив здания четвертого кадетского корпуса. Какой-то тайный инстинкт велел ему идти в свой второй корпус не прямой дорогой, а кружным путем, по тем прежним дорогам, вдоль тех прежних мест, которые исхожены и избеганы много тысяч раз, которые останутся запечатленными в памяти на много десятков лет, вплоть до самой смерти, и которые теперь веяли на него неописуемой сладкой, горьковатой и нежной грустью.
Вот налево от входа в железные ворота – каменное двухэтажное здание, грязно-желтое и облупленное, построенное пятьдесят лет назад в николаевском солдатском стиле.
Здесь жили в казенных квартирах корпусные воспитатели, а также отец Михаил Вознесенский, законоучитель и настоятель церкви второго корпуса.
Отец Михаил! Сердце Александрова вдруг сжалось от светлой печали, от неловкого стыда, от тихого раскаяния... Да. Вот как это было:
Строевая рота, как и всегда, ровно в три часа шла на обед в общую корпусную столовую, спускаясь вниз по широкой каменной вьющейся лестнице. Так и осталось пока неизвестным, кто вдруг громко свистнул в строю. Во всяком случае, на этот раз не он, не Александров. Но командир роты, капитан Яблукинский, сделал грубую ошибку. Ему бы следовало крикнуть: «Кто свистел?» – и тотчас же виновный отозвался бы: «Я, господин капитан!» Он же крикнул сверху злобно: «Опять Александров? Идите в карцер, и – без обеда». Александров остановился и прижался к перилам, чтобы не мешать движению роты. Когда же Яблукинский, спускавшийся вниз позади последнего ряда, поравнялся с ним, то Александров сказал тихо, но твердо:
– Господин капитан, это не я.
Яблукинский закричал:
– Молчать! Не возражать! Не разговаривать в строю. В карцер немедленно. А если не виноват, то был сто раз виноват и не попался. Вы позор роты (семиклассникам начальники говорили «вы») и всего корпуса!
Обиженный, злой, несчастный поплелся Александров в карцер. Во рту у него стало горько. Этот Яблукинский, по кадетскому прозвищу Шнапс, а чаще Пробка, всегда относился к нему с подчеркнутым недоверием. Бог знает почему? потому ли, что ему просто было антипатично лицо Александрова, с резко выраженными татарскими чертами, или потому, что мальчишка, обладая непоседливым характером и пылкой изобретательностью, всегда был во главе разных предприятий, нарушающих тишину и порядок? Словом, весь старший возраст знал, что Пробка к Александрову придирается...
Довольно спокойно пришел юноша в карцер и сам себя посадил в одну из трех камер, за железную решетку, на голую дубовую нару, а карцерный дядька Круглов, не говоря ни слова, запер его на ключ.
Издалека донеслись до Александрова глухо и гармонично звуки предобеденной молитвы, которую пели все триста пятьдесят кадет:
«Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремение, отверзаюши щедрую руку Твою...» И Александров невольно повторял в мыслях давно знакомые слова. Есть перехотелось от волнения и от терпкого вкуса во рту.
После молитвы наступила полная тишина. Раздражение кадета не только не улеглось, но, наоборот, все возрастало. Он кружился в маленьком пространстве четырех квадратных шагов, и новые дикие и дерзкие мысли все более овладевали им.
«Ну да, может быть, сто, а может быть, и двести раз я бывал виноватым. Но когда спрашивали, я всегда признавался. Кто ударом кулака на пари разбил кафельную плиту в печке? Я. Кто накурил в уборной? Я. Кто выкрал в физическом кабинете кусок натрия и, бросив его в умывалку, наполнил весь этаж дымом и вонью? Я. Кто в постель дежурного офицера положил живую лягушку? Опять-таки я...
Несмотря на то что я быстро сознавался, меня ставили под лампу, сажали в карцер, ставили за обедом к барабанщику, оставляли без отпуска. Это, конечно, свинство. Но раз виноват – ничего не поделаешь, надо терпеть. И я покорно подчинялся глупому закону. Но вот сегодня я совсем ни на чуточку не виновен. Свистнул кто-то другой, а не я, а Яблукинский, «эта пробка», со злости накинулся на меня и осрамил перед всей ротой. Эта несправедливость невыносимо обидна. Не поверив мне, он как бы назвал меня лжецом. Он теперь во столько раз несправедлив, во сколько во все прежние разы бывал прав. И потому – конец. Не хочу сидеть в карцере. Не хочу и не буду. Вот не буду и не буду. Баста!»
Он ясно услышал послеобеденную молитву. Потом все роты с гулом и топотом стали расходиться по своим помещениям. Потом опять все затихло. Но семнадцатилетняя душа Александрова продолжала буйствовать с удвоенной силой.
«Почему я должен нести наказание, если я ни в чем не виноват? Что я Яблукинскому? Раб? Подданный? Крепостной? Слуга? Или его сопливый сын Валерка? Пусть мне скажут, что я кадет, то есть вроде солдата, и должен беспрекословно подчиняться приказаниям начальства без всякого рассуждения? Нет! я еще не солдат, я не принимал присяги. Выйдя из корпуса, многие кадеты по окончании курса держат экзамены в технические училища, в межевой институт, в лесную академию или в другое высшее училище, где не требуются латынь и греческий язык. Итак: я совсем ничем не связан с корпусом и могу его оставить в любую минуту».
Во рту у него пересохло и гортань горела.
– Круглов! – позвал он сторожа. – Отвори. Хочу в сортир.
Дядька отворил замок и выпустил кадета. Карцер был расположен в том же верхнем этаже, где и строевая рота. Уборная же была общая для карцера и для ротной спальни. Таково было временное устройство, пока карцер в подвальном этаже ремонтировался. Одна из обязанностей карцерного дядьки заключалась в том, чтобы, проводив арестованного в уборную, не отпуская его ни на шаг, зорко следить за тем, чтобы он никак не сообщался со свободными товарищами. Но едва только Александров приблизился к порогу спальни, как сразу помчался между серыми рядами кроватей.
– Куда, куда, куда? – беспомощно, совсем по-куриному закудахтал Круглов и побежал вслед. Но куда же ему было догнать?
Пробежав спальню и узкий шинельный коридорчик, Александров с разбега ворвался в дежурную комнату; она же была и учительской. Там сидели двое: дежурный поручик Михин, он же отделенный начальник Александрова, и пришедший на вечернюю репетицию для учеников, слабых по тригонометрии и по приложению алгебры, штатский учитель Отте, маленький, веселый человек, с корпусом Геркулеса и с жалкими ножками карлика.
– Что это такое? Что за безобразие? – закричал Михин. – Сейчас же вернитесь в карцер!
– Я не пойду, – сказал Александров неслышным ему самому голосом, и его нижняя губа затряслась. Он и сам в эту секунду не подозревал, что в его жилах закипает бешеная кровь татарских князей, неудержимых и неукротимых его предков с материнской стороны.
– В карцер! Немедленно в карцер! – взвизгнул Михин. – Сссию секунду!
– Не пойду и все тут.
– Какое же вы имеете право не повиноваться своему прямому начальнику?
Горячая волна хлынула Александрову в голову, и все в его глазах приятно порозовело. Он уперся твердым взором в круглые белые глаза Михина и сказал звонко:
– Такое право, что я больше не хочу учиться во втором московском корпусе, где со мною поступили так несправедливо. С этой минуты я больше не кадет, а свободный человек. Отпустите меня сейчас же домой, и я больше сюда не вернусь! ни за какие коврижки. У вас нет теперь никаких прав надо мною. И все тут!
В самом конце августа завершилось кадетское отрочество Алеши Александрова. Теперь он будет учиться в Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище. Еще утром он нанес визит Синельниковым, но наедине с Юленькой ему удалось остаться не больше минуты, в течение которой вместо поцелуя ему было предложено забыть летние дачные глупости: оба они теперь стали большими.
Смутно было у него на душе, когда появился он в здании училища на Знаменке. Правда, льстило, что вот он уже и «фараон», как называли первокурсников «обер-офицеры» — те, кто был уже на втором курсе. Александровских юнкеров любили в Москве и гордились ими.
Училище неизменно участвовало во всех торжественных церемониях. Алеша долго еще будет вспоминать пышную встречу Александра III осенью 1888 г., когда царская семья проследовала вдоль строя на расстоянии нескольких шагов и «фараон» вполне вкусил сладкий, острый восторг любви к монарху. Однако лишние дневальства, отмена отпуска, арест — все это сыпалось на головы юношей. Юнкеров любили, но в училище «грели» нещадно: грел дядька — однокурсник, взводный, курсовой офицер и, наконец, командир четвертой роты капитан Фофанов, носивший кличку Дрозд.
Конечно, ежедневные упражнения с тяжелой пехотной берданкой и муштра могли бы вызвать отвраще - ние к службе, если все разогреватели «фараона» не были бы столь терпеливы и сурово участливы. Не существовало в училище и «цуканья» — помыкания младшими, обычного для петербургских училищ. Господствовала атмосфера рыцарской военной демократии, сурового, но заботливого товарищества. Все, что касалось службы, не допускало послаблений даже среди приятелей, зато вне этого предписывалось неизменное «ты» и дружеское, с оттенком не переходящей известных границ фамильярности, обращение. После присяги Дрозд напоминал, что теперь они солдаты и за проступок могут быть отправлены не к маменьке, а рядовыми в пехотный полк. И все же молодой задор, не изжитое до конца мальчишество проглядывали в склонности дать свое наименование всему окружающему.
Первая рота звалась «жеребцы», вторая — «звери», третья — «мазочки» и четвертая (Александрова) — «блохи». Каждый командир тоже носил присвоенное ему имя. Только к Белову, второму курсовому офицеру, не прилипло ни одно прозвище. С Балканской войны он привез жену-болгарку неописуемой красоты, перед которой преклонялись все юнкера, отчего и личность ее мужа считалась неприкосновенной.
Зато Дубышкин назывался Пуп, командир первой роты — Хухрик, а командир батальона — Берди-Паша. Традиционным проявлением молодечества была и травля офицеров. Однако ж жизнь восемнадцати-двадцатилетних юношей не могла быть целиком поглощена интересами службы. Александров живо переживал крушение своей первой любви, но так же живо, искренне интересовался младшими сестрами Синельниковыми. На декабрьском балу Ольга Синельникова сообщила о помолвке Юленьки.
Александров был шокирован, но ответил, что ему это безразлично, потому что давно любит Ольгу и посвятит ей свой первый рассказ, который скоро опубликуют «Вечерние досуги». Этот его писательский дебют действительно состоялся. Но на вечерней перекличке Дрозд назначил трое суток карцера за публикацию без санкции начальства. В камеру Александров взял толстовских «Казаков» и, когда Дрозд поинтересовался, знает ли юное дарование, за что наказан, бодро ответил: «За написание глупого и пошлого сочинения».
(После этого он бросил литературу и обратился к живописи.) увы, неприятности этим не закончились. В посвящении обнаружилась роковая ошибка: вместо «О» стояло «Ю» (такова сила первой любви!), так что вскоре автор получил от Ольги письмо: «По некоторым причинам я вряд ли смогу когда-нибудь увидеться с Вами, а потому прощайте».
Стыду и отчаянию юнкера не было, казалось, предела, но время врачует все раны. Александров оказался «наряженным» на самый, как мы сейчас говорим, престижный бал — в Екатерининском институте.
Это не входило в его рождественские планы, но Дрозд не позволил рассуждать, и слава Богу. Долгие годы с замиранием сердца будет вспоминать Александров бешеную гонку среди снегов со знаменитым фотоген Палычем от Знаменки до института; блестящий подъезд старинного дома; кажущегося таким же старинным (не старым!) швейцара Порфирия, мраморные лестницы, светлые зады и воспитанниц в парадных платьях с бальным декольте. Здесь встретил он Зиночку Белышеву, от одного присутствия которой светлел и блестел смехом сам воздух.
Это была настоящая и взаимная любовь. И как чудно подходили они друг Другу и в танце, и на Чистопрудном катке, и в обществе. Она была бесспорно красива, но обладала чем-то более ценным и редким, чем красота. Однажды Александров признался Зиночке, что любит ее и просит подождать его три года.
Через три месяца он кончает училище и два служит до поступления в Академию генерального штаба. Экзамен он выдержит, чего бы это ни стоило ему.
Вот тогда он придет к Дмитрию Петровичу и будет просить ее руки. Подпоручик получает сорок три рубля в месяц, и он не позволит себе предложить ей жалкую судьбу провинциальной полковой дамы. «Я подожду», — был ответ. С той поры вопрос о среднем балле стал для Александрова вопросом жизни и смерти. С девятью баллами появлялась возможность выбрать для прохождения службы подходящий тебе полк. Ему же не хватает до девятки каких-то трех десятых из-за шестерки по военной фортификации. Но вот все препятствия преодолены, и девять баллов обеспечивают Александрову право первого выбора места службы.
Но случилось так, что, когда Берди-Паша выкликнул его фамилию, юнкер почти наудачу ткнул в лист пальцем и наткнулся на никому не ведомый ундомский пехотный полк. И вот надета новенькая офицерская форма, и начальник училища генерал Анчутин напутствует своих питомцев. Обычно в полку не менее семидесяти пяти офицеров, а в таком большом обществе неизбежна сплетня, разъедающая это общество. Так что когда придет к вам товарищ с новостью о товарище X.
То обязательно спросите, а повторит ли он эту новость самому X. Прощайте, господа.
Подобно другим крупным русским писателям, которые, оказавшись на чужбине, обратились к жанру художественной автобиографии (И. А. Бунин, И. С. Шмелев, А. Н. Толстой, Б. К. Зайцев и др.), Куприн посвящает своей юности самую значительную вещь – роман “Юнкера”. В определенном смысле это было подведение итогов. “„Юнкера”, – сказал сам писатель, – это мое завещание русской молодежи”.
В романе подробно воссоздаются традиции и быт Третьего Александровского юнкерского училища в Москве, рассказывается о преподавателях и офицерах-воспитателях,
однокашниках Александрова-Куприна, говорится о его первых литературных опытах и юношеской “безумной” любви героя. Однако “Юнкера” не просто “домашняя” история юнкерского училища на Знаменке. Это повествование о старой, “удельной” Москве – Москве “сорока со-роков”, Иверской часовни Божьей Матери и Екатерининского института благородных девиц, что на Царицынской площади, все сотканное из летучих воспоминаний. Сквозь дымку этих воспоминаний проступают знакомые и неузнаваемые сегодня силуэты Арбата, Патриарших прудов, Земляного вала. “Удивительна в „Юнкерах” именно
эта сила художественного видения Куприна,- писал, откликаясь на появление романа, прозаик Иван Лукаш,- магия оживляющего воспоминания, его мозаическая работа создания из „осколочков” и „пылинок” воздушно прекрасной, легкой и светлой Москвы-фрески, полной совершенно живого движения и совершенно живых людей времен Александра III”.
“Юнкера” – и человеческое, и художественное завещание Куприна. К лучшим страницам романа можно отнести те, где лирика с наибольшей силой обретает свою внутреннюю оправданность. Таковы, в частности, эпизоды поэтичного увлечения Александрова Зиной Белышевой.
И все же, несмотря на обилие света, музыки, празднеств – “яростной тризны по уходящей зиме”, грома военного оркестра на разводах, великолепия бала в Екатерининском институте, нарядного быта юнкеров-александровцев (“Роман Куприна – подробный рассказ о телесных радостях молодости, о звенящем и как бы невесомом жизнеощущении юности, бодрой, чистой”, – очень точно сказал Иван Лукаш), это печальная книга. Вновь и вновь с “неописуемой, сладкой, горьковатой и нежной грустью” писатель мысленно возвращается к России. “Живешь в прекрасной стране, среди умных и добрых людей, среди памятников величайшей культуры,- писал Куприн в очерке “Родина”. – Но все точно понарошку, точно развертывается фильм. И вся молчаливая, тупая скорбь в том, что уже не плачешь во сне и не видишь в мечте ни Знаменской площади, ни Арбата, ни Поварской, ни Москвы, ни России”.
Другие работы по этой теме:
- В этом романе Куприн описывает традиции Александровского 3 юнкерского училища. Молодой парень поступил в пехотное училище, и решает стать офицером. Куприн пишет, что перед уходом...
- Куприн А. И. В самом конце августа завершилось кадетское отрочество Алеши Александрова. Теперь он будет учиться в Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище....
- В самом конце августа завершилось кадетское отрочество Алеши Александрова. Теперь он будет учиться в Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище. Еще утром он...
- Что является темой повести А. И. Куприна “Поединок”? а. Быт помещичьей усадьбы б. Нравы военной среды в. Жизнь крестьян – В образе какого героя повести...
- Рассказ А. И. Куприна “Золотой петух” – характерный пример лирических зарисовок этого писателя. Сквозь все его творчество проходит образ природы, которая в художественном мире Куприна...
- Рассказ “Гамбринус” – одно из самых известных произведений Александра Ивановича Куприна. Это мощный гимн интернационализму. Куприн всей душой отрицал национальную рознь. В своей жизни писатель...
- Неореализм А. Куприна вырастал на почве традиций: гротеска Н. Гоголя, лиризма И. Тургенева, реализма Ф. Достоевского, “диалектики души” Л. Толстого. Перенимая у А. Чехова “простоту...
В самом конце августа завершается кадетское отрочество Алёши Александрова. Теперь он будет учиться в Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище. Ещё утром он наносит визит Синельниковым, но наедине с Юленькой ему удаётся остаться не больше минуты.
Всегда на первом плане, всегда на главном месте она; непостижимая, недосягаемая, несравненная, единственная, восхитительная, головокружительная - Юлия.
Девушка предлагает Алёше забыть летние дачные глупости: оба они теперь стали взрослыми.
В здании училища Алёша появляется с грустью и смутой на душе. Правда, ему льстит, что он уже «фараон», как называли первокурсников второкурсники «обер-офицеры». Александровских юнкеров любят в Москве и гордятся ими. Училище неизменно участвует во всех торжественных церемониях. Алеша долго ещё будет вспоминать пышную встречу Александра III осенью 1888 г., когда царская семья проследовала вдоль строя на расстоянии нескольких шагов и «фараон» вполне вкусил сладкий, острый восторг любви к монарху.
Однако во время учёбы на головы юношей сыпятся и лишние дневальства, и отмена отпуска, и арест. Юнкеров любят, но в училище «греют» нещадно взводный, курсовой офицер и командир четвёртой роты капитан Фофанов, прозванный Дроздом. Ежедневные упражнения с тяжёлой пехотной берданкой и муштра могли бы вызвать отвращение к службе, если бы не терпение и суровое участие всех «разогревателей».
Не существует в училище и помыкания младшими, обычного для петербургских училищ. Здесь господствует атмосфера рыцарской военной демократии, сурового, но заботливого товарищества. Все, что касается службы, не допускает послаблений даже среди приятелей, зато вне этого предписывается дружеское обращение на «ты».
После присяги Дрозд напоминает, что теперь они солдаты и за проступок будут отправлены не к маменьке, а рядовыми в пехотный полк. И всё же не изжитое до конца мальчишество заставляет молодых юнкеров давать всему окружающему свои названия. Первая роту называют «жеребцы», вторая - «звери», третья - «мазочки» и четвёртая (Алёшина) - «блохи».
Каждый командир, кроме второго курсового офицера Белова, тоже имеет прозвище. С Балканской войны Белов привёз жену-болгарку неописуемой красоты, перед которой преклонялись все юнкера, отчего и личность её мужа считается неприкосновенной. Зато Дубышкин называется Пуп, командир первой роты - Хухрик, а командир батальона - Берди-Паша. Всех офицеров юнкера нещадно травят, что считается признаком молодечества.
Однако жизнь восемнадцати-двадцатилетних юношей не могут целиком поглотить интересы службы. Александров живо переживает крушение своей первой любви, но так же живо интересуется младшими сёстрами Синельниковыми. На декабрьском балу Ольга Синельникова сообщает Алёше о помолвке Юленьки. Шокированный Александров отвечает, что ему это безразлично. Он давно любит Ольгу и посвятит ей свой первый рассказ, который скоро опубликуют «Вечерние досуги».
Этот его писательский дебют действительно происходит, но на вечерней перекличке Дрозд назначает ему трое суток карцера за публикацию без санкции начальства. В камеру Александров берёт толстовских «Казаков» и, когда Дрозд интересуется, знает ли юное дарование, за что наказан, бодро отвечает: «За написание глупого и пошлого сочинения».
Увы, неприятности этим не заканчиваются. В посвящении обнаруживается роковая ошибка: вместо «О» стоит «Ю» (такова сила первой любви!). Вскоре автор получает от Ольги письмо: «По некоторым причинам я вряд ли смогу когда-нибудь увидеться с Вами, а потому прощайте».
Стыду и отчаянию юнкера нет предела, но время врачует все раны. Александров попадает на бал в Екатерининском институте. Это не входит в его рождественские планы, но Дрозд пресекает все Алёшины рассуждения. Долгие годы будет вспоминать Александров блестящий подъезд старинного дома, мраморные лестницы, светлые залы и воспитанниц в парадных платьях с бальным декольте.
На балу Алёша встречает Зиночку Белышеву, от одного присутствия которой светлеет и блестит смехом сам воздух. Между ними возникает настоящая и взаимная любовь. Кроме бесспорной красоты, Зиночка обладает чем-то более ценным и редким.
Александров признаётся Зиночке в любви и просит подождать его три года. Через три месяца он кончает училище, и до поступления в Академию генерального штаба будет служить ещё два года. Затем он выдержит экзамен и будет просить её руки. Подпоручик получает сорок три рубля в месяц, и он не позволит себе предложить ей жалкую судьбу провинциальной полковой дамы. Зиночка обещает подождать.
Истинная любовь, она, как золото, никогда не ржавеет и не окисляется.
С той поры Александров старается получить самый высокий балл. С девятью баллами можно выбрать для прохождения службы подходящий полк. Ему же не хватает до девятки каких-то трёх десятых из-за шестёрки по военной фортификации.
Но вот все препятствия преодолены, Александров получает девять баллов и право выбрать первое место службы. Когда Берди-Паша называет его фамилию, юнкер не глядя тыкает пальцем в список и натыкается на никому не ведомый Ундомский пехотный полк.
И вот надета новенькая офицерская форма, и начальник училища генерал Анчутин напутствует своих питомцев. Обычно в полку не менее семидесяти пяти офицеров, а в таком большом обществе неизбежна сплетня, разъедающая это общество.
Закончив напутствие, Генерал прощается с новоиспечёнными офицерами. Те кланяются ему, и генерал Анчутин остаётся «навсегда в их умах с такой твёрдостью, как будто он вырезан алмазом по сердолику».
Пересказал
