» »

Отзыв на спектакль: балет Пахита. Классический уход королевы Балет пахита краткое содержание

07.10.2020
С-Пб. Мариинский театр (историческая сцена).
29.03.2018
«Пахита». Балет на музыку Дельдевиза, Минкуса, Дриго
Четвертый спектакль абонемента «Петипа».

Живительным бальзамом после затяжной зимы и трагической недели пролилась на души зрителей эта «Пахита».
Фееричное, яркое до слепоты глаз оформление сцены. Разноцветье костюмов. Может быть, где-то в теплых южных крах это и мозолило бы глаза, но в сером питерском климате, с нашим безнадежным ожиданием лета, эти сиреневые облака цветущей джакаранды на фоне бирюзовых полей и голубого неба - лучшее лекарство от хандры. И ни сколько не пестро, а наоборот очень-очень радостно. И как здорово вписались открытые арки дворца в мавританском стиле в сцене Grand pas - казалось, что сквозь них на нас пышет жаром воздух Испании. И гирлянды цветов, ниспадающие в финале, добили окончательно и вызвали почти детский восторг. Как же мы обожаем эти псевдо-цыганские и псевдо-испанские страсти!
Может быть, в сравнении с Grand pas, представленным в прошлом году на выпускном вечере Академии русского балета, было немного «too much». Но эти Grand pas совершенно разного толка - у Академии это, скорее, бал в одном из петербургских парадных дворцов, а в версии театра - настоящее испанское празднество.
Программка балета:

Особая благодарность Юрию Смекалову за смелый замысел воссоздания полного балета «Пахита». Да ещё с такой душещипательной историей из «Цыганочки» Сервантеса. У замороченных балетных критиков были разные претензии к первому и второму действию в хореографии Смекалова. Я дилетант и мне всё легло на сердце. И танцы, и пантомима, и жесты. Теперь и само Grand pas получило осознанный смысл, вытекающий из фабулы балета. И это теперь не просто красивый классический акт, а свадебное торжество - финал приключенческого романа - романа с кражей младенцев, житьем-бытьем в цыганском таборе, злоключениями героев в темнице и благополучным обретением знатными родителями своей дочурки. Из танцев заворожил стремительный танец цыган с красными плащами, летящими в круговороте, как языки пламени. Всех рассмешила сцена с лошадкой из холщовой ткани, составленной из двух парней. Эта молодая кобылка бешенным галопом носилась по сцене пока её не оседлал Андрес, но тут она и распалась на составные части:).
Финал балета - Grand pas в постановке Юрия Бурлаки - торжество классической хореографии Петипа. Море-море танцев! Изысканные вариации главных героев и подружек невесты, офицеров. А какая замечательная мазурка в исполнении очаровательных детишек из Вагановского!
Об исполнителях:
У Оксаны Скорик (Пахиты) был дебют. И у меня, как у зрителя, тоже была первая встреча с балериной. Скорик - очень техничная, профессиональная, уверенная. Высокая, с красивыми линиями, широким шагом - нога до ушей, с лебедиными грациозными руками. А уж, диагональ на пуантах, на одной ноге сорвала заслуженные овации - выполнено было «железобетонно»:). Но в образе Пахиты-Скорик сквозила некая холодность и отстраненность. Для себя списала это на благородное происхождение цыганки. Ведь рядом зажигала природная цыганка Кристина - Надежда Батоева. Ой, как она цепляла взгляд и внимание! Кокетство, задор, горящие глаза! Блестяще танцевала и в туфельках с молодым цыганом (Наиль Еникеев ) и на пуантах в трио и вариациях Grand pas. Успех танца с красными плащами в таборе - несомненная заслуга солистов пленительной Батоевой и неотразимого Еникеева.
Андрес (Ксандер Париш ) предстал, скорее, цыганским бароном принцем. Гордая посадка головы, изысканные манеры, офицерская стать даже в простом костюме - любовалась весь спектакль. Но соперник его Клементе (Давид Залеев ) не потерялся на фоне красавца-мачо. Правда, сюртук Давиду подобрали, как с чужого плеча, но и в таком наряде он станцевал замечательно.
В Grand pas были представлены чудесные вариации четырех подружек Пахиты. Все танцевали восхитительно, но для себя особо отметила премилую Марию Ширинкину (дебют) и дивную Шамалу Гусейнову.

Дирижер Валерий Овсянников предвосхищал каждое движение на сцене, буквально дыша вместе с танцовщиками. А на поклонах даже попытался исполнить некое «па»:).
Брави, брави, брави всем за восхитительный балет!

Фото с поклонов:





























Действие первое

Сцена 1. Долина в окрестностях Сарагоссы. На холмах вдали видны большие каменные быки грубой скульптуры. Справа возвышаются огромные скалы с натуральной лестницей. Тут же - цыганская палатка.
Скульптор вырезает надпись на мраморной доске. Испанские крестьяне лежат и стоят группами. Является французский генерал в сопровождении губернатора испанской провинции и его сестры Серафины. Люсьен поддерживает свою бабушку. Генерал приказывает показать надпись, которую резал скульптор. Она следующего содержания:
«В память моего брата Карла д"Эрвильи, убитого с его женой и дочерью 25 мая 1795 г.».
Рассматривая надпись, он припоминает в мимическом рассказе это горестное событие, случившееся в его последнее путешествие по Испании. Как француз и победитель в этой стране, имея, стало быть, право повелевать, он требует, чтобы эта надпись была вырезана на скале на том самом месте, где погиб его брат от кинжала разбойников. Люсьен со своей бабушкой разделяют его горе. Губернатор, желая сколько-нибудь рассеять мрачное настроение, объявляет им о большом деревенском празднике, который назначен тут же и в этот же самый день, а после праздника обещает исполнить волю брата относительно памятника. Дон Лопес ухаживает за приезжими гостями, тем более что имеет в виду родственно соединиться с ними.
Генерал не против этого союза и, взяв руку Серафины, соединяет её с рукой Люсьена, с согласия первой. Заметно, что хотя внешне губернатор и согласен на этот союз, вынуждаемый политическими обстоятельствами и превосходством силы победителей, но внутренне он далек от этого. Губернатор как испанец питает в душе ненависть к французам – ненависть, которая не раз была причиной стольких убийств в последней испанской войне.
Между тем бабушка тихо расспрашивает своего внука, любит ли он невесту. «Нет, – отвечает внук, – и сердце мое еще свободно». – «Успеешь! Успеешь влюбиться, не ушло время», – говорит старушка, и все трое по приглашению дона Лопеса идут гулять и любоваться живописными окрестностями Сарагоссы.
Живая и веселая музыка возвещает прибытие табора цыган. Они спускаются с гор. Кибитки, носилки с пожитками и прочим скарбом медленно тянутся по равнине. Все веселятся в ожидании предстоящего праздника, но Иниго, глава табора, окидывая его взглядом, замечает, что нет Пахиты, его первой, самой красивой и искуснейшей танцовщицы.
По его приказанию некоторые возвращаются за нею на дорогу, но в это время она появляется на горе. Не сводя унылого взора с букета, который у нее в руках, Пахита медленно спускается. Подойдя к подругам, она раздает им цветы, собранные ею по дороге. Иниго зол и выходит ил себя из-за того, что она опоздала. Его с трудом удерживают. Он отдает разные приказания относительно праздника, и все заходят в палатку.
Оставшись с Пахитой наедине, Иниго говорит ей о своих чувствах, о том, что от в ее руках сделать его самым покорным ее рабом из гордого и неукротимого повелителя. Пахита тяготится своим рабством, но все-таки предпочитает его любви Иниго. Она отскакивает от него, бежит, пляшет в каком-то забытьи, как бы стараясь заглушить и предложения Иниго, и грустные ощущения, которые они навеяли. Иниго напрасно думает остановить ее: Пахита одним взглядом, в котором сквозит явное негодование, удерживает его. Смущенный Иниго удаляется.
Оставшись одна, Пахита вынимает спрятанный на груди портрет, с которым она не расставалась с самого детства. На нем не видно ни рода, ни родины того, кого он изображает. Но Пахите мнится, что на нем изображены милые черты того, кому она обязана жизнью, – того, с кем связаны все радости и наслажденья тихого семейного счастья. Собираясь идти к своим подругам и окинув взором прилежащую окрестность, она вдруг останавливается, с ужасом узнав то место, где на ее глазах совершилось кровавое событие, о котором осталось лишь смутное воспоминание. Здесь, на этом самом месте, упал мертвым офицер, который нес ее на своих руках, потом ее схватили, унесли незнакомые люди, потом... Но шум и собирающиеся толпы зрителей и участников мешают воспоминаниям Пахиты и напоминают ей о грустной действительности. Она уходит в палатку цыган.
Сцена наполняется. Генерал, его мать, Серафина, губернатор возвращаются и занимают места, для них приготовленные. Из палатки выходят цыгане в нарядных костюмах. Танцы. После них Иниго, рассчитывая на красоту Пахиты, приказывает ей обойти зрителей и собрать с них деньги. Пахита повинуется, но застенчиво, грустно, неохотно. Проходя мимо Люсьена, она производит на него сильное впечатление. Сбор окончен. Но несмотря на щедрость молодого офицера, жадный Иниго недоволен. Он хочет пополнить собранную сумму и, снова рассчитывая на Пахиту, приказывает ей начать танец. До того ли Пахите? Меньше чем когда-либо она расположена к танцам, ей грустно, ей скучно, она отказывается. Иниго выходит из себя и хочет ее принудить, но Люсьен заступается за несчастную. Успокаивая Пахиту, он внимательно в нее всматривается. Нежность ее лица, белизна, благородство поражают его. Все говорит о том, что она не цыганка, что существует какая-то роковая тайна, которая скрывает и ее жизнь, и происхождение. Люсьен подводит Пахиту к своей бабушке, которая точно так же поражена красотой девушки и высказывает ей свое участие. Люсьен спрашивает Иниго, кто эта девушка. Иниго отвечает, что его родственница. Люсьен не верит и обращается с вопросом к самой Пахите. Пахита говорит, что у нее есть одна вещь, которая может объяснить, кто она и откуда – это портрет, и начинает искать его, но увы... Портрет исчез. Иниго, видя, какой оборот принимает это объяснение, испугавшись его последствий, тайком украл медальон у нее из кармана. В горести и отчаянии Пахита обвиняет Иниго. Люсьен приказывает задержать его, но губернатор вступается и освобождает цыгана. Люсьен настаивает на том, чтобы Пахиту не принуждали танцевать. Ревнивый Иниго далек от того, чтобы упорствовать в противном. Но Пахита, желая чем-нибудь выразить свою признательность за участие и заступничество молодого человека, невольно отвечая уже ему чувствами и движимая непреодолимым инстинктом самого невинного и естественного кокетства, сама захотела танцевать. Теперь этому препятствует Иниго. Тут уже вмешивается губернатор и приказывает не мешать Пахите делать то, что ей угодно.
Воодушевленная присутствием Ллюсьена, она танцует. Его любовь распаляется все сильнее и сильнее, и Мендоза, задумав какое-то зло, с радостью наблюдает за зарождающейся страстью. Он приглашает генерала с семейством к обеду, о котором дают знать вошедшие слуги. Гости уходят, но губернатор остается еще на некоторое время под предлогом необходимости его присутствия при окончании празднества.
Оставшись наедине с Иниго, губернатор спрашивает его, зол ли он на Люсьена. «Еще бы!» – отвечает Иниго. «А если я пообещаю не преследовать тебя, то ты убьешь его?» – «Его? Вашего будущего зятя?» – «Да, будущего зятя... Но я не хочу, чтобы он был моим зятем и поэтому подговариваю тебя убить его...» – «Но не вы ли помогаете ему сблизиться с Пахитой?» – «И это не без цели, – отвечает Мендоза. – Пусть Пахита будет невольным орудием нашего с тобой мщения».
Пахита возвращается. Мендоза идет к своим гостям. Иниго говорит Пахите, что хочет ехать, и удаляется в палатку поднять весь свой табор тотчас же в поход.
Пахита одна, но не прошло и мгновенья, как прибегает Люсьен. Молодые люди с первого взгляда страстно полюбили друг друга. Люсьен, все еще принимая ее за простую и, стало быть, продажную цыганку, предлагает ей деньги, но оскорбленная Пахита с достоинством отказывается от них. Люсьен обещает ей иначе устроить ее судьбу, клянется освободить из неволи, в которой она находится, и просит ее последовать за ним, но и на это Па-хита, видя разность их положений – знатность Люсьена и ничтожество ее собственного происхождения – не соглашается. Люсьен умоляет ее хотя бы позволить видеться с ней иногда и в залог этого дозволения просит букет цветов, который у нее в руках, но Пахита и в этом ему отказывает. Огорченный Люссьен удаляется. Пахите жаль его, она раскаивается в своей жестокости и устремляется за ним... И тут Пахита встречает насмешливый и ревнивый взгляд Иниго. Он был здесь, он видел все, он слышал последние слова их объяснения. Пахита останавливается; предчувствуя, что Люсьену угрожает гибель, и не желая быть ее орудием, она радуется своей неуступчивости в предыдущей сцене.
Иниго приходит к губернатору и рассказывает ему о свидании молодых людей и о букете, который Пахита не согласилась отдать Люсьену. Губернатор тотчас же придумывает верный план гибели Люсьена. Между тем объявляют об отъезде французского генерала. Как будто бы озабоченный только проводами, губернатор делает разные распоряжения по этому случаю и между прочим приказывает всем крестьянам набрать цветов и букетов и поднести их его гостям в знак особенного уважения к таким достойным союзникам Испании. Букет Пахиты, однако ж, он не кладет в общую корзину, а передает его тихонько одной молодой цыганке, предварительно научив ее, что и как делать.
Приходят генерал, старуха графиня в сопровождении Люсьена и Серафины. Во время приношения букетов к Люсьену подходит молодая цыганка и тайно передает ему букет. Люсьен с восторгом узнает букет Пахиты. Он расспрашивает цыганку, которая подтверждает его догадку и, показав, где живет Пахита, добавив при этом, что Люсьен может видеться с нею во всякое время. Не задерживаясь, Люсьен тотчас хочет ехать в город один верхом и объявляет об этом своим родственникам. Генерал и старушка графиня не удерживают его, но просят только о том, чтобы он не опоздал к предстоящему балу, на котором должна быть отпразднована его свадьба с Серафиной. Люсьен спешит, надевает дорожный плащ, прощается и уходит. Крестьянки окружают гостей губернатора, между тем как цыганский табор, во главе которого Иниго и Пахитой, тоже трогается в поход. Люсьен издали следует за ними.

Сцена 2. Внутреннее убранство небольшого жилища цыган.
Входит Пахита, грустная и задумчивая. Она мечтает о Люсьене. Увидит ли она его когда-нибудь?... Вдруг слышится шум. Пахита отворяет ставни, какой-то незнакомец в маске идет к дому и поднимается по лестнице. Пахита, подозревая что-то недоброе, прячется за шкаф.
Входят замаскированный губернатор и Иниго. Губернатор договаривается о смерти намеченной ими жертвы, которая не задержится явиться через несколько минут. Ни советы, ни подстрекания не нужны Иниго: он уже запасся наркотическим средством, которое подмешает в питье ожидаемого путешественника, и тогда Люсьену уготована неизбежная смерть. Иниго прячет питье в шкаф, запирает его, не подозревая, что Пахита следит за каждым его движением. Губернатор уходит, вручив Иниго кошелек за его будущую службу. После этого Иниго в окно зовет четырех товарищей, которые должны быть его помощниками в кровавом замысле, и отдает им часть из полученной им платы. В полночь должно совершиться преступление. Иниго между тем прячет двух из своих сообщников за стену камина, которая двигается и вертится сама по себе, выходя другой стороной на дверь. Вдруг в это самое время Пахита, желая уйти и предупредить несчастную жертву, задевает за стул и тем невольно себя обнаруживает. Иниго оборачивается, видит Пахиту и хватает ее за руку – гибель ей, если она подслушала тайну... Но Пахита уверяет, что она только что вошла, и успокоенный Иниго оставляет ее. В эту минуту стучатся в дверь. Нет более никакой надежды на спасение – входит Люсьен.
Радость Люсьена при встрече с Пахитой – и ужас Пахиты, понявшей, что человек, которому грозит гибель – Люсьен...
Иниго с притворным подобострастием благодарит его за эту честь. Совсем другое заметно во всех движениях, во всех знаках Пахиты –она как бы спрашивает: «Зачем ты здесь? Зачем идешь на погибель?» В ответ Люсьен показывает ей якобы ею присланный букет. Пахита отрицает – но напрасно: Люсьен не верит и не понимает ее. Иниго приказывает Пахите прислуживать гостю. Люсьен отдает саблю Иниго, а Пахите – плащ. Пахита как бы нечаянно накидывает его на голову Иниго и объясняет Люсьену, какая опасность ему угрожает, но Люсьен не верит ей: он смотрит на нее и думает лишь о ней, чуждый всяких опасений. Между тем Иниго предлагает ужин Люсьену и, уходя, распоряжается об оном, потом уводит с собой Пахиту, которая, удаляясь, не перестает делать знаки Люсьену быть осторожным и готовым к опасности.
Люсьен остается один и замечает, что действительно есть что-то странное и подозрительное и в самом жилище, и в его хозяине; он идет к окну – оно заперто, к дверям – то же самое. Здесь он вспоминает, что у него взяли саблю; он ищет ее, но она спрятана. Пока он думает о средствах защиты, в комнату снова входят.
Пахита входит первая с приборами и тарелками. За ней – Иниго. Накрывают ужин. Иниго хочет уйти, Пахита подает знак Люсьену удержать его и ни на минуту не терять из виду. Люсьен заставляет Иниго остаться и поужинать с ним. После длинных церемоний Иниго соглашается. Иниго наливает стакан вина Люсьену, Пахита делает знак, что он может пить – Люсьен слушается. Между тем Пахита, прислуживая, успевает украсть у Иниго пистолеты и ссыпать порох с полок. Иниго, не замечая этого и видя одни только ласки и услужливое обращение Пахиты, предлагает ей потанцевать при Люсьене. Пока он ходит за кастаньетами, молодые люди успевают дать друг другу несколько предупредительных знаков. Вернувшись, Иниго выливает остаток бутылки в стакан Люсьена, тогда как его еще полон, и, как бы вспомнив что-то, бьет себя по лбу, идет к шкафу и вынимает оттуда отравленную бутылку будто бы самого лучшего вина, которым он хочет угостить молодого офицера. Пахита делает знак Люсьену, что эта бутылка отравлена. Иниго, налив, приглашает выпить, Люсьен отказывается. В это время Пахита роняет тарелки. Иниго оборачивается и с гневом идет посмотреть, что разбито, а Пахита между тем успевает передвинуть стаканы. Все успокаивается, но роли меняются. Теперь уже Люсьен приглашает Иниго выпить с ним вместе, залпом. Иниго, не подозревая ничего, соглашается. После чего в полной уверенности, что его замысел удался как нельзя лучше, он приглашает танцевать Пахиту и танцует с ней цыганский танец. Во время танца Пахита успевает дать знать Люсьену и о числе убийц, и о часе, назначенном для убийства. Мало того, она приказывает ему притвориться, будто бы он засыпает. Люсьен повинуется, и Иниго торжествует, считая, что соперник в его руках, но вдруг он сам останавливается, зевает и невольно закрывает глаза. Напрасно он старается противостоять действию сонного зелья – он расстегивает платье и роняет медальон, который тотчас же поднимает Пахита. Иниго шатаясь идет к столу, падает на стул и засыпает. Тогда Пахита дает знать Люсьену, что нельзя терять ни минуты, и подробно объясняет ему сложившуюся ситуацию. Люсьен хватает пистолеты, но – увы – на полках нет пороха. Люсьен ищет свою саблю, находит, но что он может сделать против четырех убийц, вооруженных пистолетами! Между тем бьет полночь, и дверь камина начинает поворачиваться. Пахита хватает Люсьена за руку, бежит с ним к двери; они прислоняются к ней и с ее поворотом исчезают из комнаты – они спасены. Между тем появляются убийцы и, приняв Иниго за Люсьена, убивают его.

Действие второе

Великолепная зала в доме французского коменданта Сарагоссы. Архитектура мавританская, с украшениями эпохи императорства. Большой портрет с фигурой во весь рост в офицерском мундире на первом плане залы. Бал в традициях того времени. Военные всех чинов и лет, придворные всех классов и обоего пола, в самых блистательных мундирах и костюмах эпохи императорства. Кроме французов, видно и несколько испанцев в национальной одежде.
Граф д"Эрвильи выходит со своей будущей невесткой и ее отцом – губернатором. Старушка графиня удивляется отсутствию Люсьена. Граф успокаивает ее и уговаривает не тревожиться. По его желанию кадриль начинается. Старушка волнуется, и на этот раз граф разделяет ее опасения. Но вдруг толпа расступается, появляется Люсьен, ведя за руку Пахиту. Рассказ Люсьена об опасности, которой он избежал, возбуждает не только всеобщее удивление и радость, но и ужас губернатора. Между тем Люсьен объявляет, кому обязан своим спасением и какими чувствами они исполнены друг к другу. Люсьен просит не препятствовать их соединению, но Пахита сама не желает этого, понимая разницу их положения в обществе. Она рада уже тому, что успела спасти Люсьена, и хочет удалиться. Люсьен удерживает ее, но в случае возражения сам готов всюду следовать за ней. Граф и старушка графиня стараются уговорить Люсьена, тем более что губернатор здесь и готов уже требовать исполнения данного ими слова женить Люсьена на его сестре Серафине. Но ужас! Пахита всматривается в губернатора и явно узнает в нем незнакомца, подговорившего Иниго на убийство. Смущение губернатора еще больше убеждает всех в этом, его арестовывают и уводят. Серафина следует за ним. Пахита все еще не соглашается на предлагаемое ей счастье, но, желая снова удалиться, она замечает на стене портрет, всматривается в него, вынимает свой медальон, сличает иего с портретом, и – о радость! – этот портрет – портрет ее отца, брата графа д"Эрвильи, а она сама – тот самый ребенок, который был спасен во время страшного преступления 1795 года и воспитан в цыганском таборе Иниго. Генерал целует Пахиту. Старушка уводит ее. Пахита переодевается. Генерал дает знак, и бал продолжается.

Балетный сезон в Большом театре открывали французы. Это была вторая часть ответных гастролей балетной труппы Парижской Оперы. Или, вернее, возвращение забытого долга, о котором перед своим уходом с поста руководителя Балета Парижской Оперы вспомнила Брижит Лефевр.

Она давно хотела привезти парижскую «Пахиту» Пьера Лакотта на историческую сцену Большого, но гастрольный визит балета Оперы (февраль 2011) совпал с самым разгаром ремонта, и парижане показали на Новой сцене балеты малого формата: «Сюиту в белом» Сержа Лифаря, «Арлезианку» Ролана Пети и «Парк» Анжелена Прельжокажа.

В компанию «привезенных» хореографов не попали ни Рудольф Нуреев, ни Пьер Лакотт - авторы больших постановочных спектаклей, так называемого парижского эксклюзива из разряда классики.

Два года назад Большой театр ввел удобную практику - открывать сезон гастролями какого-нибудь серьезного европейского театра.

В 2011 приезжал театр мадридский «Реал» с оперой Курта Вайля «Возвышение и падение города Махагони », в 2012 - «Ла Скала» показал своего новенького «Дон Жуана ». Гастроли Балета Парижской Оперы с «Пахитой» отлично вписались в схему. И планка художественного уровня визитеров держится на высоте.

Впрочем, это все объяснительные формальности. Месседж парижских гастролей - в другом.

Кто следит за событиями во Франции, тот в курсе, что Балет Парижской Оперы стоит на пороге перемен.

В 2014 году труппу возглавит новый худрук - хореограф из Бордо, супруг Натали Портман, экс-премьер Нью-Йорк Сити Балле, Бенжамен Мильпье.

Да, конечно, Брижит Лефевр, многолетняя руководительница прославленной компании, не была стражем классического наследия, наоборот, она изо всех сил продвигала в репертуар современный танец. Но и о местном достоянии - балетах Нуреева и Лакотта - она тоже пеклась. Также как и том, чтобы приоритет на новые постановки в театре был именно у хореографов или танцовщиков, которые хотят перевоплотиться в хореографов, французского происхождения.

Это опять же не значит, что пропагандировался расизм. Лефевр звала на постановки и израильских хореографов, и алжирских, и любых других, которые были «в дискурсе». Среди таких многообещающих приглашенных французов дважды был Мильпье - с очень средними работами «Амовео» и «Триада», которые вытягивались на должный уровень гениальными ногами парижских танцовщиков и оформлением модных дизайнеров.

Однако ксенофобия исторически имеет место в Школе при Парижской Опере.

В школу принимают разных способный детей, но после ее окончания попасть в кордебалет главного балетного театра страны могут только обладатели французского паспорта. Это жестоко, но в целом, справедливо. У каждого театра свои особенности, и институция французского балета, как древнейшая в мире, имеет право на свои чудачества, результатом которых всегда был высокий уровень мастерства и, главное, стилевое единство.

Куда бы не приехал артист балета Парижской Оперы, он всегда несет в себе французский стиль - это и манера исполнения, и техника и особая сценическая культура.

То же самое можно сказать о балеринах Мариинского театра, частично - об артистах Большого театра, и о солистах Датского королевского балета, то есть о представителях старейших национальных компаний.

И всё - только эти три, или четыре, театра.

Хороша эта элитарность или плоха в эпоху глобализации?

С позиции балетомана - несомненно, хороша. Потому что вокруг этих театров-столпов есть другие замечательные театры, где в чести - смешение стилей, техник и национальностей. Это Американский балетный театр (АБТ), Балет Ла Скала, Нью-Йорк Сити Балле, Балет Ковент-Гардена, Английский национальный балет, Берлинский государственный балет, Балет Венской Оперы и еще несколько. Кроме того есть авторские театры, такие как Гамбургский балет (репертуар Ноймайера) или Штутгартский балет (Крэнко).

Время вносит коррективы. И в Дании и в Париже одновременно возникла проблема недобора талантливых студентов с «правильным» паспортом в театр. Из этой ситуации видится два выхода - или изменить устав и брать иностранцев из числа лучших выпускников, или брать всех подряд из французов.

Дания уже берет всех подряд, так как страна маленькая, и проблема начинается не на выпуске, а прямо на приеме - датских детей наблюдается недобор.

И теперь в Школу Датского королевского балета может поступить любого происхождения девочка с соответствующими данными, а мальчиков берут и без данных, лишь бы шли. Но у датчан и раньше ксенофобии не было, просто датских детей вполне хватало для наполнения балетных классов.

Франция пока держится на уровне школы, потому что там, как в России, где, кроме МГАХ и АРБ («Вагановка»), есть еще десяток балетных школ, силами которых могут подпитаться два столичных училища, не одна школа, а несколько. И все равно, кадровая проблема у французов не за горами, и ее придется как-то решать, и, скорее всего, за счет «нефранцузов».

Тем временем будущий худрук балета Парижской Оперы Бенжамен Мильпье не видит угрозы в том, что в театр будут проникать чужаки.

Более того. Он уже успел вызвать негодование этуалей своими заявлениями в прессе. На его просвещенный американизированный взгляд рафинированной компании не хватает афроамериканцев с их необыкновенной пластикой и техниками. Нормальное заявление человека, который никогда не танцевал в Парижской Опере и даже не учился в прославленной школе.

Причем набрать в труппу пластичных неевропейцев в начале следующего сезона ему будет несложно. Уходят на пенсию разом четыре этуали - «цыплята» Нуреева Николя Лериш (он прощается летом 2014 года в «Соборе Парижской богоматери» Ролана Пети) и Аньес Летестю (ее прощальный спектакль - «Дама с камелиями» Джона Ноймайера состоится 10 октября сего года), а также Орели Дюпон (в балете «Манон» осенью 2014) и Изабель Сьяравола в марте 2014 в роли Татьяны в «Онегине» Дж. Крэнко.

По закону, артист Балета Парижской Оперы выходит на пенсию в сорок два с половиной года!

Но в группе первых танцовщиков, откуда по идее должны выдвинуть будущих звезд на вакантные позиции, нет подходящих кандидатур в таком количестве. Понятно, что за год можно успеть продвинуть до первых танцовщиков кого-то из низших рангов, но эти люди должны потом будут «тянуть» сложнейшие партии в классических балетах. Поэтому, идея Мильпье о «разбавлении» труппы профессионалами со стороны, какой бы бездарной и безвкусной она не казалась, скорее всего, будет реализована. И всё, всё изменится.

Но пока у руля Брижит Лефевр, в ее труппе нет вакантных должностей, наоборот, есть, отличные танцовщики, с которыми она бок о бок в течение 20 лет сражалась за чистоту и идентичность французского стиля.

Она была и остается другом Большого театра - с ее подачи происходили приглашения московских артистов на разовые спектакли: Николай Цискаридзе танцевал «Баядерку» и «Щелкунчика», Мария Александрова - «Раймонду», Светлана Лунькина - «Щелкунчика» и «Тщетную предосторожность», Наталья Опипова - «Щелкунчика». И второе - благодаря договоренностям Лефевр и Иксанова балетная труппа Большого театра начала регулярно гастролировать в Париже.

Привезенная в Москву «Пахита» - прощальный снимок Балета Парижской Оперы эпохи Брижит Лефевр.

Красивый жест авангардистской королевы, которая хочет, чтобы в России ее запомнили не только как пропагандистку экзистенциальных валяний по полу.

Премьера этой версии «Пахиты» состоялась в 2001 году. Французы тогда чуть забеспокоились, что Большой театр, где за год до этого с шумным успехом прошла премьера балета Пьера Лакотта «Дочь фараона» по мотивам Петипа, перехватит у Парижской Оперы ее главного знатока и реконструктора романтической старины. К этому времени в репертуаре театра присутствовали его регулярно возобновляемая «Сильфида» и раритетный «Марко Спада».

Редакция «Пахиты», которую сделал Лакотт, восходит к премьерному спектаклю 1846 года с несохранившейся хореографией Жозефа Мазилье.

Хореограф опирался на уникальные документы, которые он обнаружил в Германии, представляющие собой полное описание мизансцен, первой редакции пантомимы и две вариации Мазилье, отмеченные и написанные рукой балетмейстера, плюс описание оформления спектакля.

Все это понадобилось, чтобы оформить в полноценный спектакль «Большое классическое па» - шедевральный эксцерпт из «Пахиты» Мариуса Петипа, переживший время. Это всем известные детская мазурка, па де труа, виртуозные женские вариации, пафосное па де де Пахиты и Люсьена и общее антре, сто лет благополучно просуществовавшие в бессюжетном режиме.

Первая французская «Пахита» 1846 года возникла на волне увлечения тогдашних балетмейстеров легендами Пиренейского полуострова.

Испания, с одной стороны, виделась страной, в которой могли происходить невероятные истории с похищением детей цыганами и разбойничьими налетами - такого рода сюжеты активно питали французский романтический балет. С другой стороны, Испания славилась как родина всевозможных народно-характерных танцев - цыганского, болеро, качучи. Тамбурины, бубны, кастаньеты, плащи - эти аксессуары стали неотъемлемой частью балетов того времени.

Литературной основой «Пахиты» послужила новелла М. Сервантеса «Цыганочка».

Конец 30-х - 40-е гг. позапрошлого века, вообще, прошли под знаком балетных цыган. В Петербурге в 1838 Филипп Тальони поставили балет «La Gitana» для Марии Тальони. Жозеф Мазилье еще до «Пахиты» поставил «La Gipsy» для Фанни Эльслер. Первой исполнительницей Пахиты стала не менее именитая французская балерина Карлотта Гризи. Параллельно в Лондоне прошла премьера балета Жюля Перро «Эсмеральда» - главного цыганского балетного хита XIX века.

Но цыганская тема в «Пахите» раскрывается несколько иначе, чем в «Эсмеральде».

Слово «цыгане» в романтическом балете понималось в каком-то смысле как эпитет к «театральным разбойникам». Так либретто «Пахиты» повествует о необычайной судьбе девушки, которая живет в цыганском таборе по его законам - танцуя, она зарабатывает себе на жизнь. Однако ее происхождение покрыто тайной - у девушки есть медальон с изображением французского аристократа, намекающий на ее благородного родителя.

А в «Эсмеральде» слово «цыганка» означает - «нищенка», «гонимая», «бездомная», и цыганское бытие в балете никакой романтикой не окутано. В этом смысле первая парижская «Пахита» ближе к «Катарине, дочери разбойника» Ж. Перро. «Пахита» - поздний романтический балет, сюжет которого замешан на любимой посетителями театров на Больших бульварах мелодраме.

В итоге, Лакотт, которого мы знаем как первоклассного постановщика танцев в стиле эпохи романтизма, восстанавливает в своей «Пахите» - по записям, гравюрам, эскизам, рецензиями и статьям поэтов и литературных критиков уровня Теофиля Готье - все пантомимные мизансцены.

В спектакле есть целая картина «Табор цыган», практически не содержащая танцев, но полная драматичнейшей пантомимой, от которой когда-то был в восторге Готье.

Трудно сравнивать актерские способности первой исполнительницы Пахиты Карлотты Гризи и сегодняшних балерин Людмилы Пальеро и Алис Ренаван, но сама эта картина, представляющая собой ожившую гравюру, выглядит гармоничной, отчасти напоминая драматический антракт.

Пахита, влюбленная во французского офицера Люсьена д’ Эрвильи, подслушивает разговор цыгана Иниго и испанского губернатора, собирающихся напоить снотворным и затем убить Люсьена - первый из ревности, а второй - из-за ненависти к французам и нежелания выдавать свою дочь Серафину замуж за сына ненавистного генерала. Пахита предупреждает Люсьена об опасности, меняет местами бокалы Люсьена и Иниго, тот засыпает, не успев совершить злодеяние, а парочка благополучно убегает через потайную дверцу в камине.

В предыдущей картине содержание рассказывалось в основном через танец. Это и испанский танец с тамбуринами, и цыганский танец Пахиты, и вариации Люсьена и пресловутый Танец с плащами (Danse de capes), который когда-то исполняли танцовщицы-травести, у Лакотта отданный мужчинам, и па де труа, транскрибированное в иной, чем у Петипа манере.

Поэтому «пешеходная» картина служит как бы переходом в следующий целиком танцевальный акт - бал у генерала д’Эрвильи,

на который с запозданием вбегают запыхавшиеся от погони Пахита и Люсьен. Девушка разоблачает злокозненного губернатора и попутно обнаруживает на стене портрет человека со знакомыми по ее медальону чертами. Это ее отец, брат генерала, убитый много лет назад. Пахита немедленно принимает предложение Люсьена, которое прежде деликатно отклоняла, считая себя недостойной простолюдинкой, надевает красивую свадебную пачку, и бал продолжается в режиме того самого любимого балетоманами всех времен и народов «гран па» на музыку Минкуса, усложненного Лакоттом на французский манер.

В интервью Лакотт неоднократно говорил, что «техника „Пахиты“ требует больше живости, чем лиризма».

А «балеринам необходимо соответствовать старой технике allegro, которая постепенно исчезает». Выходы Пахиты - это цепочка мелких шажочков, подскоков, «заносочек» и па де ша. Вариация солиста в па де труа и вариации Люсьена - почти сплошной полет без приземлений.

Составы солистов, которые привезли на «Пахиту» парижане, неравнозначны, хотя бы потому, что

Матиас Эйман - исполнитель Люсьена - существует в мире в единственном экземпляре.

Все остальные Люсьены хороши, но до Матиаса не дотягивают. Он дебютировал в Пахите в декабре 2007 года сразу во всех партиях. Пока старшие коллеги отрабатывали свой звездный статус в премьерской роли, Эйман, только что возведенный в ранг первого танцовщика, прыгал в па де труа и отдавал честь в испанском танце, параллельно зубря в репзале полеты Люсьена.

И когда он вышел в главной роли по замене - мальчик с ярко выраженной арабской нотой в чертах лица и совершенно невероятным безусильным прыжком - имя будущей этуали однозначно определилось (тогда, правда, вакансии долго не было, и с назначением пришлось ждать не меньше года).

Эйман учреждал совсем иную манеру танца и манеру поведения на сцене - бестрепетную, чуть-чуть бесцеремонную, чуть-чуть бесчувственную, но исключительно интересную и новаторскую.

Сегодня это маститый премьер, за чьими спектаклями следит Париж, и которого страстно полюбили москвичи. Его не предъявили на прошлых гастролях, сославшись на занятость артиста в текущем репертуаре оперы, тем самым усугубив шок открытия. Флориан Маньене, второй Люсьен, не уступает Эйману в галантных манерах, но вариации Лакотта ему пока не по плечу.

В первый вечер Пахиту танцевала Людмила Пальеро - главная виртуозка Парижской Оперы.

Этуаль красива, вынослива, с хорошим прыжком, гениальным вращением и необыкновенным чувством адажио.

Как у всякой заложницы техники, у Людмилы есть определенная драматическая заштампованность, но не критичная.

Другая Пахита - Алис Ренаван. Она тоже вынослива, тоже с прыжком, но для классического балета слишком экзотична. Ренаван застоялась на вторых ролях, которые она часто исполняет ярче, чем иная прима заглавную роль, но менталитет хорошего адъютанта мешает стать генералом.

Впрочем, у красотки Алис, есть все шансы превратиться в скором времени в этуаль за достижения в современном танце - в этой сфере она вне конкуренции.

Кроме услад танца этуалей, французы подарили радость аккуратных пятых позиций, сдержанные манеры и элегантность каждого артиста в отдельности.

Фото Д. Юсупова

Продолжается торжественное шествие балетных трупп, посвященное 200-летию со дня рождения нашего балетного «всего» Мариуса Петипа. В праздничные ряды демонстрантов, возглавляемых «Дон Кихотом» в театре имени Леонида Якобсона, влилась «Пахита» в «Урал Опера Балет» (Екатеринбург). На премьере 22 и 23 февраля побывала bloha_v_svitere . Эта «Пахита» обречена стать хитом и самым ярким явлением нынешнего балетного сезона, хотя ее появлению предшествовала трагическая и внезапная смерть постановщика Сергея Вихарева в начале репетиционного процесса. Премьерные показы получили мемориальный статус, Екатеринбург – самую необычную, увлекательную и абсолютно непредсказуемую «Пахиту», хореограф Вячеслав Самодуров – незапланированный балет, который ему пришлось завершить и выпустить в свободное плаванье.Гениальный стилист и реконструктор классической хореографии Сергей Вихарев в соавторстве с Павлом Гершензоном сочинили совершенно провокационный спектакль, не изменив при этом ни единого сюжетного хода либретто Поля Фуше и Жозефа Мазилье образца 1846 года и бережно уложив в дорожный саквояж всю мало-мальски сохранившуюся хореографию Петипа. В екатеринбургской «Пахите» нет ни одного формального изменения в сценарии и знакомой на уровне инстинктов хореографии. Все так же похищенная в детстве француженка-аристократка считает себя испанской цыганкой, отвергает притязания начальника табора Иниго, влюбляется в блестящего офицера и спасает его жизнь, разрушая сложносочиненный заговор с отравленным вином, четырьмя убийцами и тайным ходом в камине; опознает по фамильным портретам убиенных родителей и сочетается браком со спасенным красавчиком. Все так же припевают солисты Pas de trois набивший оскомину балетный припев-связку «глиссад – жете, глиссад – жете», все так же гарцуют в свадебном Grand pas «четверки» и «двойки» в хрестоматийном «испанистом» распеве «па галя – па галя – кабриоль – поза». Но это воспринимается археологическими артефактами, найденными в процессе строительства, скажем, моста, и вмонтированные в него в качестве доказательства существования цивилизации в этом конкретном месте.

Да, екатеринбургская «Пахита» – это мост, который дерзко соединил несоединяемое: остров балетной легенды XIX века с материалистической действительностью ХХI века, опершись на хореографический рационализм ХХ столетия. Его главные конструкторы Вихарев и Гершензон уверенно забили сваи фантазии в зыбкий грунт неочевидной балетной документалистики, установили опоры железной логики, невзирая на мощное встречное течение исторических анекдотов и казусов, и упорядочили движение в обоих направлениях – от историзма к современности и обратно. Пахита XIX века, сев в цыганскую кибитку, прибыла в третье тысячелетие за рулем собственной гоночной машины, ничуть не удивившись произошедшим трансформациям.

Три акта «Пахиты» авторы спектакля поместили в три разные эпохи с примерным шагом в 80 лет. Первое действие, с неторопливой экспозицией, с представлением главных героев, с завязкой конфликта (офицер Люсьен не нравится ни испанскому губернатору, ни директору цыганского табора, которые за это и решают его убить), убаюкивает зрителей высококачественной реконструкцией одного из знаковых спектаклей эпохи расцвета балетного романтизма. В нем все то, чего ожидаешь от «Пахиты» и господина Вихарева, блестящего знатока архивной хореографии: наивность сценических положений, изобретательные и завораживающие танцы, обстоятельные пантомимные диалоги, идеальные герои, прелестные костюмы от Елены Зайцевой, в которых танцовщицы купаются в пышной пене оборочек и рюшечек.

Умиленного и потерявшего бдительность зрителя во втором акте ожидает шокирующее пробуждение. Кажется, авторы спектакля только и ждали момента сорвать весь этот ложный романтический флер, стыдливо натягиваемый на иную физическую сущность. Мелодраматичнейшая почти получасовая пантомимная сцена, крайне любимая балетоманами за виртуозную актерскую игру, даже в случае наидотошнейшей стилизации приемов балетного театра середины XIX века, выглядела бы нелепо, в лучшем случае – архаично. Постановщик, словно булгаковский Воланд, проводит сеанс магии с последующим ее разоблачением, перенося пошлую (в общем-то) сцену идеально ей соответствующую эстетическую среду: в немое кино начала ХХ века. Детали пазла совпали идеально! Волоокий красавчик Люсьен и роковая женщина Пахита, таращащие глаза с длиннющими ресницами, активно подают реплики, которые проецируются на экран; зловещие отморозки с ужасающими гримасами размахивают острыми ножами; идеальный подлец (Глеб Сагеев и Максим Клековкин), демонически хохоча, вершит свое мерзкое дело и сам падает жертвой собственного хитроумия, картинно корчась в предсмертной агонии. Действие стремительно мчится к развязке, гениальный тапер-демиург Герман Мархасин (а, как известно, юный Дмитрий Шостакович подрабатывал в кинотеатрах тапером) безжалостно крушит романтические иллюзии, которые в третьем акте, напоенные кофе из кофейного автомата, воскресают, чтобы подвести итог и воспеть те вечные ценности, содержащиеся в петиповском Grand pas.

Но до Grand pas еще предстоит пробраться сквозь плотный слой отдыхающих в антракте спектакля в театральном буфете артистов. В новой реальности Люсьен и Пахита становятся премьерами балетной труппы, папаша Люсьена – директором театра, испанский губернатор, замысливший убийство главного героя – генеральным спонсором труппы. Вячеслав Самодуров, Нострадамус нашего времени, уже за два дня до финала предрек победу российских хоккеистов на Олимпиаде, поставив телевизор с трансляцией матча на сцену руководимого им театра. Драматическая реальность, спортивная и театральная, сплетаются воедино: на фоне сладких хоккейных побед происходит обретение фамилии безродной сироткой Пахитой, разоблачение театральных коррупционеров и совмещение арестов и праздников, увенчанных свадебным Grand pas.

Grand pas танцуется почти идеально: вышколенная труппа довольно синхронно прорезывает пространство сцены, шикуя кабриолями и соблазняя канканными амбуатэ. В Grand pas головы танцовщиц украшают не «испанские» гребни, победно торчащие из кичек, но очаровательные французские шляпки из «Мулен Ружа», а на ногах – черные трико и черные же пуанты, которые вкупе с обворожительными улыбками придают забронзовевшей академичнейшей хореографии Петипа чисто парижский флер, игривость и фривольность, начисто вытравленные в прошедшем веке. Мики Нисигути и Екатерина Сапогова исполняют главную партию с милой французской развязностью и безалаберным пофигизмом, они не ищут в хореографии промышленных рекордов и не «жарят» фуэте с видом истины в последней инстанции, но все их танцевальные высказывания безупречно точны и блестяще артикулированы. Алексей Селиверстов и Александр Меркушев, по очереди выступавшие в роли Люсьена, оценили пластическую вариативность, предложенную постановщиками – идеальный кавалер-душка в первом акте, рефлексирующий герой-невротик во втором и безупречный во всем аристократ-премьер в третьем.

Но такой «Пахита» стала благодаря композитору Юрию Красавину, автору «свободной транскрипции» партитуры Эдуарда Дельдевеза и Людвига Минкуса. Он сотворил музыкальный прорыв, реинкарнировав незатейливые мотивчики и попевочки в мощное полифоническое звучание невероятно цельного и увлекательного произведения. Эти трансформации и загаданные господином Красавиным музыкальные шарады ввергают в неистовый восторг. Введенные в состав оркестра аккордеон, ксилофон и усиленная роль ударных, то осторожно-деликатных, то рубящих с плеча и подготавливающих «аплодисментное» па, придало партитуре «Пахиты» авторства Красавина еще бóльшую пластичность и «французскость». Впрочем, удары хлыста в самых энергетически напряженных моментах не дают убаюкаться очарованием обманчиво-старинного балета.

Без сомнения, испытание нашим временем, столь склонным к всякого рода мелодрамам, «Пахита» выдержала бы с честью. Героиня - барышня аристократического происхождения, похищенная в детстве разбойниками, - кочует с цыганским табором по испанским городам и весям, переживает разные приключения и, в конце концов, обретает родителей и благородного жениха. Но Время как таковое произвело свой отбор, оставив за скобками сюжет и пантомимное его развитие и пощадив только танец.

Это была первая постановка молодого Мариуса Петипа на русской сцене (1847 г., Санкт-Петербург), последовавшая через год после премьеры в Парижской опере, где «Пахита» увидела свет рампы стараниями композитора Э.М. Дельдевеза и балетмейстера Ж. Мазилье. Вскоре - опять-таки через год - балет был воспроизведен на сцене московского Большого театра.

В 1881 г. в Мариинке «Пахиту» давали в бенефис одной из самых любимых балерин Петипа - Екатерины Вазем. Маэстро не только значительно переработал балет, но и добавил в него финальное Гран па (и детскую мазурку) на музыку Минкуса. Это приуроченное к свадьбе главных героев Большое классическое па - вкупе с па де труа из первого акта и уже упомянутой мазуркой - и выжило в XX веке из всего большого, полнометражного спектакля. Разумеется, неслучайно, поскольку, безусловно, принадлежит к вершинным достижениям Мариуса Петипа. Гран па - образец развернутого ансамбля классического танца, замечательно выстроенного, дающего возможность блеснуть своей виртуозностью - и азартно посоревноваться - едва ли не всем ведущим солисткам, среди которых той, что исполняет партию самой Пахиты, положено продемонстрировать и вовсе недосягаемый уровень мастерства и балеринской харизмы. Эту хореографическую картину нередко называют парадным портретом труппы, которая действительно должна обладать целой россыпью искрометных дарований, чтобы претендовать на ее исполнение.

Юрий Бурлака познакомился с «Пахитой» еще в ранней юности - Па де труа из «Пахиты» стало его дебютом в театре «Русский балет», куда он пришел сразу по окончании хореографического училища. В дальнейшем, когда уже активно занимался изысканиями в области старинной хореографии и балетной музыки, он принял участие в издании клавира сохранившихся музыкальных номеров балета «Пахита» и записи хореографического текста Петипа. Так что Большой получает шедевр Петипа из рук его большого знатока. И неудивительно, что будущий художественный руководитель Большого балета именно с этой постановки решил начать новый этап своей карьеры.

Большое классическое па из балета «Пахита» в Большом вернуло себе утраченный в XX столетии испанский колорит, но не утратило приобретенную - благодаря хореографу Леониду Лавровскому - мужскую вариацию (XX век уже не воспринимал танцовщика как простую опору для балерины). Целью постановщика было воссоздать императорский образ Гран па, по возможности восстановить оригинальную композицию Петипа и максимально использовать когда-либо исполнявшиеся в этом балете вариации. Из одиннадцати находящихся «в активе» женских вариаций в один вечер исполняются семь. Исполнительницам партии Пахиты вариации были предложены на выбор, так что каждая танцует наиболее ей понравившуюся (само собой разумеется, помимо большого адажио с кавалером, которое входит уже в «обязательную программу» роли). Между прочими солистками вариации были распределены самим постановщиком. Таким образом, всякий раз Гран па из «Пахиты» имеет особый набор вариаций, то есть разные представления отличаются друг от друга. Что сообщает дополнительную интригу этому спектаклю в глазах настоящего балетомана.

Распечатать