Кто сражался у деревни крюково. Бои за Крюково. Главный рубеж Панфиловской дивизии

Этот участок победил в конкурсе — всего для возведения нового города было предложено шесть строительных площадок в Подмосковье.

Идея городов-спутников родилась в головах советских руководителей того времени после знаменитой поездки Н.С. Хрущева в Америку, когда тот с удивлением для себя обнаружил, что значительная масса американцев, работавших в задымлённых мегаполисах, с их плохой экологией, жила не в самих городах, а в более благоприятных условиях пригородов. Американский опыт решено было перенести на советскую почву. Близ Москвы предполагалось построить несколько городов-спутников, обитатели которых работали бы в столице, а жили бы в её ближайших окрестностях. Первой ласточкой в этом деле должен был стать Зеленоград.

Место для нового города было выбрано сравнительно близко — всего в 37 километрах от центра Москвы. На отведённой под строительство нового города территории кроме посёлка Крюково находилось ещё несколько деревень: Савёлки, Матушкино, Назарьево, Ржавки. Их предполагалось снести, а на их месте воздвигнуть новые кварталы.

Проектирование города-спутника было поручено мастерской № 3 Управления «Моспроект-2». Руководителем проекта был назначен профессор Московского архитектурного института Игорь Евгеньевич Рожин. Он возглавил коллектив, куда вместе с опытными архитекторами вошла и молодежь. В проектах застройки предусматривалось разделение территории города на жилую и промышленную зоны, деление на микрорайоны, каждый из которых должен был представлять собой комплекс из жилых домов, школ, детских учреждений и торгового центра, в который включались продовольственный и промтоварный магазины, аптека, прачечная и другие службы быта. В проекте намечалось максимальное сохранение лесных насаждений, создание пешеходных дорожек, связывавших все микрорайоны и промышленные зоны. Город решено было застраивать четырёх- и пятиэтажными домами заводского изготовления. Также предусматривалось строительство двухэтажных коттеджей с приусадебными участками. Разумеется, сейчас, с высоты прожитых лет, подобные планы могут показаться в чём-то даже наивными, но тогда это было по своей сути новое слово в архитектурной практике.

В 1960 г. было начато жилищное строительство в 1-м микрорайоне. Спустя год здесь были возведены первые четырёхэтажные дома, магазин, столовая, поликлиника, детский сад. Первыми строителями города стали демобилизованные солдаты, выпускники строительных училищ Москвы и подмосковного посёлка Сетунь. Многие из них были направлены на строительство в порядке оргнабора по комсомольским путёвкам. Строители жили сначала в палатках и лишь затем построили для себя общежитие. Ведущей строительной организацией города стало управление «Зеленоградстрой», первым начальником которого был назначен В.В. Воронков.

Интенсивное строительство началось в 1962 г. Поскольку предполагалось, что основная масса населения будет трудиться в Москве, в городе-спутнике намечалась организация всего лишь нескольких предприятий, в основном легкой промышленности: швейного и кожгалантерейного комбинатов, предприятия по сборке часов и бытовых машин, фабрики мягкой игрушки. Для них уже в первые годы были построены две профессионально-технические школы: швейников и металлистов.

Изначально город планировался как поселение будущего коммунизма, который, согласно принятой тогда же программе коммунистической партии, должен был наступить к 1980 г. Впервые в СССР во всех жилых домах были установлены электроплиты. Большое внимание уделялось созданию мест массового отдыха, созданию городских водоёмов, детских площадок в лесопарке и т.п. Однако, несмотря на все эти заманчивые по тем временам бытовые условия, москвичи не спешили переселяться в Зеленоград. Проектировщики не учли самую малость — американцы добирались из пригородов на работу в подавляющем большинстве личным транспортом, тогда как в те годы в Советском Союзе личная автомашина для большинства населения представляла собой предмет несбыточной мечты. Транспортная проблема так и не была решена: ежедневные поездки на работу в Москву и обратно занимали до четырёх часов, а это мало кто мог себе позволить. Всё это привело к тому, что план создания городов-спутников близ Москвы оказался неудачным.

Что касается Зеленограда, ситуация с ним была выправлена благодаря тому, что в 1962 г. вновь строящийся город был передан в подчинение Государственному комитету по электронной технике с целью создания комплексного Научного центра микроэлектроники, своего рода советского аналога знаменитой «Силиконовой долины» в американской Калифорнии.

Центр микроэлектроники в Зеленограде решено было создавать комплексно — здесь должны были разместиться как научно-исследовательские институты, так и заводы, равно как и учебные заведения, готовящие для них специалистов. Всё это привело к тому, что генеральный план развития города подвергся коренной переделке и, по сути дела, вместо прежнего был создан новый, во многом определивший облик нынешнего Зеленограда. Были созданы центр, южная и северная промышленные зоны, строительство города было рассчитано уже на 130 тыс. человек. В соответствии с новым планом здесь появляются дома повышенной этажности, начинается строительство предприятий электронной промышленности. С этого момента происходит перелом в строительстве города и начинается интенсивное заселение жилых домов.

Для электронной промышленности страны остро требовались соответствующие материалы, и здесь возникает НИИ материаловедения с заводом «Элма», на котором был налажен массовый выпуск кремниевых пластин. В научный центр также вошли: НИИ молекулярной электроники, НИИ электронного машиностроения с опытным заводом «Элион», НИИ физических проблем, Специализированный Вычислительный центр, НИИ микроприборов с заводом «Компонент», НИИ точной технологии с заводом «Ангстрем». Для производства вычислительных комплексов в Зеленограде был построен завод «Квант». Для подготовки специалистов электронной промышленности в Зеленограде был создан Московский государственный институт электронной техники.

15 января 1963 г. Исполком Моссовета принял решение: «1. Зарегистрировать вновь строящийся населённый пункт в районе станции Крюково Октябрьской железной дороги, присвоив ему наименование Зеленоград. 2. Просить Президиум Верховного Совета РСФСР преобразовать населённый пункт Зеленоград в город районного значения». На следующий день был издан соответствующий указ, согласно которому Зеленоград получил статус города, а зеленоградский горисполком был подчинен Ленинградскому райсовету Москвы. С этого времени судьбы Зеленограда сливаются с историей остальной Москвы.

Крюково

Территория города-спутника вобрала в себя ряд поселений, наиболее известным из которых было сельцо . В сохранившихся источниках оно впервые упоминается лишь во второй половине XVI в., хотя, несомненно, существовало гораздо раньше. По предположению академика С.Б. Веселовского, своё название оно могло получить от прозвища своего первого владельца: или князя Ивана Фёдоровича Крюка Фоминского, жившего во второй половине XIV в., либо Бориса Кузьмича Крюка Сорокоумова-Глебова, жившего столетием позже. К сожалению, скудость имеющихся в распоряжении историков документов не позволяет однозначно решить вопрос — кто из указанных лиц первоначально владел этими землями.

Из писцовой книги 1584 г. становится известным, что в середине XVI в. Крюково входило в состав поместья полкового головы Ивана Васильевича Шестова. Он был представителем рода рядовых служилых людей. Некоторое возвышение фамилии приходится на середину XVI в., когда им удалось породниться с боярами Романовыми. Племянник первой жены царя Ивана Грозного Анастасии Романовны — Фёдор Никитич Романов женился на дочери Ивана Шестова Ксении (в иночестве Марфе), которая в свою очередь стала матерью Михаила Фёдоровича, первого царя из династии Романовых. Благодаря этому Иван Шестов вошёл в так называемую «Избранную тысячу» и получил в 1551 г. поместье под Москвой. Но к моменту писцового описания эти земли успели запустеть, и писцовая книга 1584 г. зафиксировала здесь лишь «пустошь, что была деревня Крюкова».

Следующее известие об этой местности относится к 1646 г., когда переписная книга отметила тут сельцо Крюково, находившееся в поместье за Иваном Васильевичем Жидовиновым. К этому времени в сельце находился помещичий двор. Этот владелец Крюкова служил головой московских стрельцов, а после его смерти поместье отошло к его родственнику Ивану Тихоновичу Жидовинову.

Судя по материалам «Экономических примечаний», в 1760-е годы сельцо Крюково состояло во владении генерал-майора Якова Тимофеевича Поливанова. В имении отмечены господский дом и 10 крестьянских дворов, в которых проживали 22 души мужского пола и 24 женского. Позднее Крюковом владел его родственник Иван Васильевич Поливанов. По соседству с деревянной усадьбой имелся «регулярный» сад. Крестьяне «находились на пашне», т.е. на барщине.

К началу XIX в. владельцем Крюкова стал Александр Яковлевич Поливанов. При нём сельцо довольно сильно пострадало в Отечественную войну 1812 г. Хотя французы сюда не дошли, хозяйство здешних крестьян было подорвано тем, что стоявшие по соседству казаки изымали под расписки для нужд армии буквально всё — овёс, сено, лошадей.

В 1820 г. Крюково с 52 душами мужского пола купила Екатерина Ивановна Фонвизина. Но она владела сельцом очень недолго, и после её смерти в 1823 г. Крюково досталось её сыну Михаилу Александровичу Фонвизину.

Генерал-майор М.А. Фонвизин был участником войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813—1815 гг. Позднее он примкнул к движению декабристов и был активным членом «Союза благоденствия» и «Северного общества», хотя и выступал против радикальных мер. Современники отзывались о нём, как о «талантливом храбром военном и честном гражданине», который «выделялся умом и образованностью». Фактическим хозяином Крюкова он стал ещё при жизни матери. В 1822 г. он вышел в отставку, а осенью того же года женился на Наталье Дмитриевне Апухтиной. Молодая чета поселилась под Москвой. Довольно часто здесь бывали и другие декабристы. Так, осенью 1825 г. в имение Фонвизиных дважды заезжал руководитель Московской управы тайного общества Иван Иванович Пущин.

Вскоре после разгрома восстания декабристов начались аресты московских членов тайного общества. Именно в Крюкове 9 января 1826 г. был арестован М.А. Фонвизин. После нескольких месяцев следствия он был признан государственным преступником и осуждён на 15 лет каторжных работ и вечное поселение в Сибири. Позднее срок каторги был уменьшен сначала до 12, затем до 8 лет. После отбытия этого наказания в Петровском заводе Фонвизин был сослан на поселение в Енисейск. Затем его перевели в Красноярск, а потом в Тобольск. В 1853 г. ему разрешили перебраться в имение брата в Бронницком уезде Подмосковья, где он и умер ровно через год после отъезда из Сибири.

Жена Фонвизина Наталья Дмитриевна разделила все тяготы судьбы мужа, последовав добровольно за ним в ссылку, оставив двоих детей. В 1833 г. она продала Крюково Софье Людвиговне Митьковой, после смерти которой «благоприобретенное движимое и недвижимое имение в сельце Крюкове, с крестьянами с землею и разным строением в нём, господским домом и скотным двором» унаследовал её муж коллежский советник Валериан Фотиевич Митьков. При нём, по описанию 1852 г., в Крюкове значились господский дом, 12 крестьянских дворов, в которых проживали 50 душ мужского пола и 60 женского.

Одной из причин того, почему Н.Д. Фонвизина вынуждена была продать имение, стала эпидемия холеры 1831 г., после которой В.Ф. Митьков вынужден был переселить в Крюково часть крестьян из своего имения в Чембарском уезде Пензенской губернии.

В ноябре 1851 г. открылось движение по Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороге, соединившей Москву с Петербургом.

В Крюкове была устроена железнодорожная станция (вторая от Москвы, после Химок), а в четверти версты от неё появилась казённая гостиница. С этого времени Крюково становится центром здешней округи, что автоматически привело к росту цен на землю.

Валериан Фотиевич быстро усвоил складывающуюся конъюнктуру. К тому же приближалась крестьянская реформа. Бывших крепостных надо было наделять землей, а это означало, что Митьков мог понести серьёзные финансовые потери. Поэтому он решает переселить более 100 своих крепостных из Крюкова в Дорогобужский уезд Смоленской губернии, где земля стоила гораздо дешевле. Крестьяне как могли сопротивлялись насильственному переселению, заявляя властям, что оно является для них «чрезвычайно стеснительным и разорительным ». И всё же помещику удалось добиться своего. Для начала в августе 1859 г. он формально продал «ненаселенную землю с находящимися на ней лесами, сенными покосами и всякого рода угодьями» при сельце Крюкове и пустоши Сотниковой своей второй жене Евгении Христиановне. У крестьян остались только личные подворья. А вскоре в Крюкове вспыхнул пожар, уничтоживший большую часть крестьянских дворов. Было ли это случайно или же явилось следствием преднамеренного поджога, осталось невыясненным. Тем не менее крестьяне по-прежнему отказывались от переезда, поселившись в уцелевших сараях. В итоге в Крюково выехали власти в сопровождении казаков.

9 декабря 1859 г. крюковских крестьян под надзором полиции отправили в Смоленскую губернию. Правда, при этом Митьков по распоряжению московского генерал-губернатора должен был выплатить за переезд крестьян 157 рублей 64 копейки.

Но это было ничто по сравнению с ценностью той земли, которую Митькову удалось сохранить за собой. Позднее он начинает её распродавать. В 1868—1869 гг. он вместе с женой продал на пробу несколько участков, общей площадью 2,5 десятины за 542 рубля фельдшеру В.В. Новикову, инженеру-технологу П.А. Гордееву, клинскому мещанину М.В. Васильеву и звенигородскому мещанину Я.Т. Клоповскому Новые владельцы участков смотрели на них также как и Митьков, как на предмет спекуляции. Они возвели на них «строения» и вскоре продали их по более высокой цене. Так, Я.Т. Клоповский умудрился продать свою четверть десятины московскому купцу С.И. Иванову в 13,5 раз дороже, чем купил сам.

В 1870-х годах имение у Е.Х. Митьковой приобрели Григоровы, построившие около станции небольшой кирпичный завод, на котором было занято 25 рабочих. Владелицей имения числилась Мария Ивановна Григорова, а управляющим заводом был её муж Павел Фёдорович Григоров. В начале XX в. Григоровы продали имение и завод купцу Ивану Карповичу Рахманову, который владел ими вплоть до революции.

Крюково рубежа XIX-XX вв. представляло собой подмосковный посёлок при железнодорожной станции, где, по данным 1913 г., находились квартира урядника, почтовое отделение, железнодорожное училище, аптека, кирпичный завод, казённая винная лавка, а также несколько дач.

Революция 1917 г. и последовавшие события внесли серьёзные изменения в жизнь местных жителей. В 1918 г. часть дач была конфискована у бывших владельцев. Из составленной в декабре 1917 г. описи частных имений по Сходненской волости выясняется, что у крупнейшего местного землевладельца И.К. Рахманова к тому времени находилось 375 десятин удобной земли, имелись хозяйственные постройки, два скотных двора, две оранжереи, 10 сараев, 3 дома, 7 дач, лесной склад, 5 помещений для людей, контора и две лавки.

В дальнейшем история Крюкова была типичной для посёлков ближайшего Подмосковья, вплоть до конца 1950-х годов, когда здесь было решено построить город-спутник Москвы.

Кутузово

Ещё одним селением на территории нынешнего Зеленограда являлось сельцо Кутузово Судя по всему, оно возникло примерно тогда же, когда и Крюково, а своим названием обязано Фёдору Кутузу, жившему на рубеже XIV-XV вв. Он принадлежал к верхам тогдашнего московского боярства и стал родоначальником известной в российской истории фамилии Кутузовых.

Кутузовы владели здешними землями вплоть до середины XVI в., когда сельцо находилось в вотчине за Василием Борисовичем Кутузовым. Но в годы опричнины многие служилые люди лишились своих владений, и писцовая книга 1584 г. застаёт Кутузово в поместье за князем Борисом Кенбулатовичем Черкасским. Это сельцо он получил не в последнюю очередь из-за того, что являлся двоюродным братом Марии Темрюковны, второй жены царя Ивана Грозного.

Последующие сведения о владельцах Кутузова довольно отрывочны. По данным переписной книги 1646 г. оно значилось вотчиной детей Якова Чичерина, столетием позже им владел майор Иван Васильевич Плещеев, а затем его жена Мария Кирилловна.

Позднее их сменяют Струговщиковы. Согласно сведениям «Экономических примечаний» XVIII в. сельцо находилось во владении Анны Григорьевны Гуряевой. По этому источнику Кутузово располагалось «…на левом берегу речки Горетовки. На оной речке состоит мучная мельница о двух поставах. Земли иловатые, хлеб и пашня средствениые. Лес дровяной. Крестьяне на пашне».

Исповедные ведомости за 1815 г. называют владельцем Кутузова Дмитрия Петровича Катенина. Затем им владел капитан Иван Петрович Аникеев, продавший в 1828 г. имение штабе-капитанше Елизавете Христофоровне Градницкой. Последняя владела им недолго, уступив сельцо с 44 душами крепостных Марии Егоровне Томашевской.

По данным 1852 г. сельцом Кутузовом, в котором отмечены господский дом, 6 крестьянских дворов, 45 душ мужского пола и 48 женского, владел статский советник Антон Францевич Томашевский. Им он владел после смерти своей жены Марии Егоровны, скончавшейся в 1839 г.

А.Ф. Томашевский (1803—1883) был довольно видным публицистом своего времени и публиковался в таких популярных журналах как «Вестник Европы», «Московский вестник», «Телескоп», «Галатея», «Русский архив». Довольно тесные отношения связывали его с семьей Сергея Тимофеевича Аксакова, в первую очередь с его сыновьями. Сохранились письма братьев к своему отцу С.Т. Аксакову, рассказывающие об их поездке в Кутузово. Они датированы июлем 1838 г. Вот как пишет о здешних местах Григорий Аксаков: «…В четверг я, Костя, Ваня и Миша на тележке отправились к Томашевскому в деревню и ехали туда три часа, но зато превосходное месторасположение её вознаградило нас за усталость. Антон Францевич был очень доволен и обрадован нашим приездом и удержал братьев почивать. Но я отправился домой… Возвращаясь, я встретил двух зайцев, одного — русака пребольшого. Выстрелил в него, но не попал. Другого — беляка — я должно быть хорошо подстрелил… но по причине чрезвычайной густоты рощи Томашевского мы не могли его найти. Собаки же с нами не было». Того же дня письмо Ивана Аксакова: «…Вчера ездили мы к Томашевскому. Я, Костя и Миша ночевали там и воротились нынче оттуда в его коляске. Что за деревня! Я в жизни своей лучше места не видывал: пруд на реке, а какие виды! Лучше даже, чем в ». Не менее восторженно отзывался и Константин Аксаков: «Недавно были мы у Томашевского все четверо. Его деревня так хороша, так на месте, что и представить себе трудно лучше… Какой пруду Томашевского! Какая река! Какое купанье! Когда вы воротитесь, поедем туда вместе!»

Содержать имение, однако, было довольно накладно, и в октябре 1855 г. А.Ф. Томашевский заложил его на 37 лет Московской Сохранной казне. А в феврале 1861 г. он расстается с имением, подарив его своему единственному сыну Георгию Антоновичу Томашевскому. Сохранился составленный по этому поводу документ, согласно которому Георгий обязался выплачивать Сохранной казне лежавший на имении долг в 2918 рублей. Передача Кутузова Георгию была связана с женитьбой последнего на одной из дочерей С.Т. Аксакова — Марии Сергеевне. В семье её ласково называли Марихен, а брат Константин Сергеевич Аксаков посвятил ей стихотворение «Мой Марихен», музыку к которому сочинил П.И. Чайковский (Позднее оно вошло в состав его известного альбома «Мой Лизочек».)

Имение, однако, приносило весьма небольшой доход. Об этом становится известным из письма Ольги Семеновны Аксаковой М.П. Погодину в 1862 г.: «Антон Францевич отдал им (сыну и его супруге. — Авт.) прекрасную подмосковную усадьбу, но нынешний год как нарочно неурожайный, они дохода не имели. Не говорите ему (А.Ф. Томашевскому. — Авт.) ничего, прошу Вас, друг мой, их отношения в настоящее время так хороши, что я боюсь их нарушить». Неудивительно, что Г.А. Томашевский вынужден был с начала 1870-х годов постепенно распродавать свои земли. К началу 1890-х годов они полностью её продали. По сведениям 1899 г. бывших помещиков в Кутузове сменили новые владельцы: купцы Александр Клементьевич Горбунов, Алексей Фёдорович Моргунов (состоял биржевым маклером), дворянин Николай Владимирович Рукин и записанные в купечество мещане Алексей Иванович Серебряков и Пётр Константинович Скворцов. Сама же усадьба была поделена между А.И. Серебряковым и А. К. Горубновым.

Незадолго до революции в Кутузове насчитывалось 17 дворов, а усадьбой владел купец Алексей Фёдорович Моргунов. Сохранилось описание современником парка близ дачи Моргунова: «…сбегает круто от плотины вверх старый берёзовый парк моргуновской усадьбы. Редкие, огромные вековые березы щедро засыпают золотым ковром дорожки. Их стройный, регулярный порядок давно уже нарушен ветрами и временем. Аллеи можно только угадывать по муравьиным кочкам, возвышающимся на месте огромных кряжистых пней. Старый парк скоро совсем исчезнет, уступив место беспорядочной вольной редкой роще».

После революции 1917 г. в Кутузове происходят значительные перемены. Усадьба А. К. Горбунова была национализирована уже в 1918 г. Тем не менее части владельцев удалось сохранить свои дачи. Так одна из них осталась за Серебряковыми, потомки которых до сих пор владеют здесь землёй. На протяжении всего XX в. Кутузово оставалось дачным местом.

Ржавки

Ещё одним селением на территории Зеленограда являлось сельцо Ржавки. Своё название эта местность получила от небольшой речки Ржавки, а её первое упоминание содержится в писцовой книге 1584 г., зафиксировавшей здесь «за Новинским монастырём в вотчине пустошь, что был погост Николая Чудотворца на Ржавце». Поблизости от него на речке Ржавке располагалась пустошь Жилина.

Вскоре после событий Смутного времени начала XVII в. на месте пустоши возникает сельцо Ржавки, Жилино тож, принадлежавшее в 1646 г. Фёдору Васильевичу Бутурлину. Тогда здесь значились 3 двора крестьянских с 7 душами мужского пола, двор бобыльский и двор «задворньгх людей» с 3 обитателями.

Фёдор Васильевич Бутурлин впервые упоминается документами с 1608 г. В дальнейшем при царе Михаиле Фёдоровиче он находился в целом ряде походов, неоднократно был воеводой в различных городах. В 1649 г. он получил чин окольничего, а в дальнейшем участвовал в событиях, связанных с воссоединением Украины с Россией. Последние известия о нём относятся к 1665 г.

Его сын Иван Фёдорович Бутурлин, также как и отец, дослужился до звания окольничего. Первые сведения о его службе встречаются с 1646 г. В дальнейшем он воеводствовал в Нижнем Новгороде, Путавле, Астрахани. В 1672—1675 гг., уже будучи окольничим, он возглавлял Ямской приказ, а в 1680 г. являлся первым судьей в Приказе Большого Дворца. Согласно переписной книге 1678 г., в его имении значились уже 4 крестьянских двора с 15 душами, 2 двора «задворньгх» и двор «деловых» людей, в которых документ отметал 12 человек.

Описание 1704 г. застает Ржавки во владении его сына Ивана Большого Ивановича Бутурлина. Отмечены двор вотчинника с 12 «деловыми» людьми и 5 крестьянских дворов. В 1709 г. И.И. Бутурлин прикупил к своим землям из Монастырского приказа соседний Никольский погост на Ржавце.

Но И.И. Бутурлин владел имением недолго. Он пострадал за участие в заговоре против всесильного князя А.Д. Меншикова, был лишен всех чинов, и в 1712 г. его вдова Акилина Петровна Бутурлина продала сельцо князю Алексею Борисовичу Голицыну.

После А.Б. Голицына имением владел его сын Яков Алексеевич, а с 1749 г. внук Александр Яковлевич. Составленные при последнем «Экономические примечания» сообщают, что «…село на правом берегу речки Ржавки, дом господский деревянный. Земли средственные, лес строевой — сосновый, дровяной — еловый, осиновый. Крестьяне на оброке». Всего во владении А.Я. Голицына находилось 993 десятины земли.

В апреле 1778 г. полковник князь А.Я. Голицын продал своё имение, куда помимо села Никольского, Ржавок тож входили деревни Петрищево и Савёлки «с помещиковым домом и дворовым строением» за 9 тыс. рублей полковнику князю Николаю Владимировичу Долгорукову.

С этого времени на протяжении более столетия здешняя усадьба находилась во владении князей Долгоруковых. Сначала её хозяином был Иван Николаевич Долгоруков, а затем Андрей Николаевич Долгоруков.

А.Н. Долгоруков в своём имении задумал возвести новую каменную церковь. Храм предполагалось сделать двухэтажным — нижнюю часть тёплой, верхнюю — холодной. Однако его строительство растянулось на долгое время. Помешала война 1812 г. Окончательно храм был завершён к 1826 г., а освящён лишь в 1827 г. На сегодня Никольский храм — самое старинное здание, расположенное на территории Зеленограда.

После проведения Санкт-Петербургского шоссе князь Долгоруков разрешил крестьянам переселиться от речки Ржавки на большую дорогу, которая приносила дополнительные заработки. Рядом с новыми выселками, примерно на полверсты ближе к Москве, появилась ещё одна деревня Ржавки, куда переселилась часть крестьян из Льялова и Клушина, принадлежавших соседней помещице Анне Григорьевне Козицкой. Эту часть Ржавок местные жители по искажённой фамилии помещицы именовали «Козихой».

В последние годы жизни князь А.Н. Долгоруков решил освободить крестьян своего имения от личной крепостной зависимости и перевести их на положение «вольных хлебопашцев» — без выкупа, но с обязательством отбывать повинности в пользу его жены до смерти последней. Однако оформить документы он не успел. После смерти князя это желание осуществила его вдова Елизавета Николаевна Долгорукова. В феврале 1850 г. управляющий имением князей Долгоруковых коллежский советник Н.И. Буш объявил крестьянам деревень Ржавки и Савёлки, что согласно духовному завещанию князя А.Н. Долгорукова они «по смерти княгини Елизаветы Николаевны Долгоруковой делаются вольными хлебопашцами». Крестьяне освобождались без выкупа, но принимали на себя ряд обязательств: платить княгине оброк и обрабатывать господскую землю.

Другая часть Ржавок (выселки на Петербургской дороге), ранее принадлежавшая А.Г. Козицкой, накануне отмены крепостного права досталась князю Константину Есперовичу Белосельскому-Белозерскому. Свои усадебные участки они смогли выкупить к 1869 г., а за полевые земли продолжали по-прежнему вносить оброк.

В дальнейшем история Ржавок была достаточно типична. По данным земской статистики 1884 г. здесь отмечены церковь Николая Чудотворца, при ней богадельня, два трактира, усадьба с господским домом и 50 дворов, в которых проживали 164 мужчины и 175 женщин. После революции был организован колхоз, а впоследствии сельцо вошло в состав Зеленограда.

Назарьева

Первое упоминание Назарьева в сохранившихся источниках относится ко второй половине XVI в., когда в писцовой книге Московского уезда среди описания владения Троице-Сергиева монастыря фиксируется сельцо Никоново, Никольское тож, и «тянувшая» к нему пустошь, что было сельцо Назаровское, которые поступили в монастырь в качестве вклада от Фёдора Ивановича Хабарова.

Об этом владельце известно немногое. Он принадлежал к видному боярскому роду, выводившему своё происхождение от легендарного касожского князя Редеди, и был его последним представителем. Хабаровы сильно пострадали от опричнины и вполне понятным выглядит решение Фёдора Хабарова отдать в 1577 г. свою вотчину монахам Троице-Сергиева монастыря. А буквально через несколько месяцев он, будучи ещё сравнительно молодым человеком, умирает. В его смерти было немало загадочного, тайну которого мы вряд ли когда разгадаем.

Монастырю, однако, трудно было сразу заняться своим новым владением. Последовавшие вскоре голод, иностранная интервенция, гражданская война и самозванщина положили этому желанию предел. Только после бурных событий Смутного времени Троице-Сергиев монастырь начинает восстанавливать свои владения и одновременно укрупнять мелкие селения. Многие из них к тому же было трудно восстановить. В бывших вотчинах Хабаровых по реке Всходне вместо прежних 17 селений вновь возродилось только Назарьево. Сюда были переселены крестьяне от Троице-Сергиева монастыря, где в годы Смутного времени скопилось много людей, укрывшихся за стенами обители от польско-литовских интервентов и разбойничьих шаек. Памятью об остальных селениях остались лишь названия «урочищ», входивших в состав земельных угодий Назарьева.

В 1762 г. в деревне Назарьево имелось уже полтора десятка дворов, где проживали 93 человека. В том числе 48 душ мужского пола и 45 — женского. После секуляризации монастырских владений в 1764 г. назарьевские крестьяне стали называться экономическими и получили часть монастырских земель. Их прежние натуральные повинности были заменены денежным оброком в пользу казны. С конца XVIII в. экономические крестьяне слились с государственными.

Осенью 1812 г. после занятия Москвы французами назарьевские крестьяне уничтожили отряд наполеоновской армии, зашедший в деревню, чтобы поживиться продовольствием и фуражом. По численности он, видимо, был небольшой. В Назарьеве тогда насчитывалось 22 двора и проживало 80 душ мужского пола, в том числе свыше 50 взрослых в возрасте от 16 лет и старше. При приближении французов крестьяне ушли в ближайший лес, дали незваным «гостям» спокойно расположиться на отдых и внезапно напали на них. По рассказам старожилов в схватке участвовали даже женщины. Овраг, в котором были похоронены погибшие французы, вплоть до начала XX в. называли французским.

В 1830-е годы по соседству с Назарьевом завершается прокладка Санкт-Петербургского шоссе с твёрдым покрытием из плотно укатанного щебня. Это была первая в России дорога с твёрдым покрытием. Она давала дополнительные заработки и поэтому вскоре в ней переселилась часть назарьевских крестьян. Так возникла деревня Елина или Елинки (позднее Елино). По данным 1852 г., в Назарьеве имелось 42 двора и было почти 300 жителей. Деревня была центром государственной Назарьевской волости. В Елино, считавшемся присёлком деревни, насчитывалось 7 дворов и 65 крестьян.

В 1861 г. было провозглашено освобождение крестьян. По владенной записи на деревни Назарьево и Елино, составленной в 1867 г. в связи с проведением реформы, во владении назарьевских крестьян находилось 400,6 десятин земельных угодий. Кроме того, под лесом, назначенным для снабжения крестьян лесными материалами и топливом, было 122,5 десятин. Таким образом, размер душевого надела составлял 3,2 десятины (в среднем по округе он был 2,7 десятины). На каждый двор приходилось несколько таких наделов. Размер всех платежей, причитавшихся с души, получившей надел, составлял 9,7 рубля (в среднем по другим соседним селениям он равнялся 12, 1 рубля). В данном случае сказывались льготы реформы в отношении государственных крестьян. По данным губернского земства, крестьяне Назарьева и Елина в тот период имели 55 лошадей, 80 коров и 50 голов мелкого скота.

После отмены крепостного права начинают развиваться крестьянские неземледельческие промыслы. К середине 1870-х годов в Назарьеве и Елине 13 домов вообще не занимались хлебопашеством, 26 домов были заняты «домашней промышленностью» (кустарными промыслами), 26 человек уходили на заработки. Мужчины занимались столярным, извозным и сапожным промыслами. Женщины вязали носки и чулки, одна шила перчатки. В Назарьеве находилась квартира урядника и имелась чайная лавка.

В начале XX в. неземледельческие промыслы были уже главным занятием назарьевских крестьян. Мужчины изготовляли мебель, главным образом шкафы, а также столы, буфеты. Женщины и девушки занимались трикотажным промыслом. Появились ручные вязальные и швейные машинки. Многие женщины вязали на спицах. К 1911 г. в Назарьеве имелись уже столярные мастерские с наемными рабочими, небольшое вязальное заведение, 3 лесных склада, 2 чайные лавки, 4 двухэтажных и несколько пятистенных домов. Число грамотных и учащихся в деревне заметно увеличилось. В 1907 г. было открыто Назарьевское земское трехклассное училище. Правда, своего здания оно не имело и для проведения занятий арендовались помещения у местных крестьян.

Окончание Гражданской войны и переход к НЭПу содействовали восстановлению и дальнейшему развитию столярного и трикотажного промыслов. Изготовлением мебели теперь занимались все мужчины. Почти каждый из них имел в доме свою столярную мастерскую. Росло число мастериц, занимавшихся трикотажным промыслом. Они вязали на машинках чулки, кофты, костюмчики для детей, перчатки и пр. На спицах вязали главным образом пожилые женщины. Готовую продукцию продавали на московских рынках. Земельные угодья и приусадебные участки использовались главным образом для выращивания картофеля и овощей, заготовки сена и выпаса скота.

С начала 1920-х годов в Назарьеве начали работать три артели: мебельная, трикотажная и по выделке пакли. В 1923 г. в деревне была открыта электростанция, от которой была электрифицирована вся деревня. Для приведения в действие двигателя сначала хотели использовать силу воды. Для этого на реке Сходне было установлено мельничное колесо. Но силы реки не хватило и пришлось перейти на нефтяной двигатель. Артель по выработке пакли также имела свой небольшой движок.

Значительно выросла и сама деревня. К концу 1920-х годов в ней насчитывалось 122 дома, в которых проживало 674 человека. В деревне было уже 4 улицы. В конце её, ближе к , было построено специальное здание для мебельной артели. В 1925 г. при участии жителей возвели здание для Назарьевской начальной школы. Её заведующей стала местная жительница Е.П. Васильева, окончившая учительские курсы. Был открыт клуб, где стали показывать немые кинофильмы. До начала 1930-х годов в деревне существовала часовня, построенная ещё до революции на средства местных жителей. Богослужения в ней совершались по большим церковным и престольным праздникам. Здесь же находились иконы и хоругви, с которыми совершались крестные ходы и службы в домах местных крестьян.

В конце 1920-х годов в Назарьеве возник колхоз. Первоначально в него вступила лишь небольшая часть жителей, которых привлекали выдававшиеся колхозу субсидии. В 1929 г. усилилась работа по проведению коллективизации. Одновременно с агитацией велось наступление на зажиточных крестьян и тех, кто не хотел вступать в колхоз. Партийная ячейка, организованная работниками санатория имени Артёма (Ф.А. Сергеева) и шефами из московской писательской организации, объединила действия правления колхоза, сельсовета, группы бедноты. Это позволило перейти к массовой насильственной коллективизации. В 1930 г. было проведено раскулачивание жителей, имевших промысловые заведения, и некоторых «зажиточных» середняков. Имущество их забиралось в распоряжение колхоза. Сами они арестовывались. Теперь и напуганные середняки спешили вступить в колхоз. У них забрали в распоряжение колхоза лошадей, рабочий инвентарь и сараи для хранения сена. Мужчины были объединены в столярные бригады. Но это был колхоз на бумаге. После появления в «Правде» статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов» многие жители Назарьева вышли из колхоза. Подавляющее большинство мужчин и молодежи ушли работать на предприятия Москвы и Подмосковья, Октябрьскую железную дорогу и в Назарьевскую мебельную артель, которая была расширена. В колхозе работали главным образом женщины, но далеко не все. На тех, кто не хотел вступать в колхоз, оказывалось давление, допускался произвол. Более десяти человек подверглись необоснованным репрессиям, из них четверо арестовывалось по 2—3 раза. Несколько человек умерло в лагерях.

В результате проведённых «мероприятий» экономически развитая, богатая деревня была разорена менее чем за десять лет. Кустарные промыслы были буквально задавлены. Тех, кто пытался по-прежнему заниматься ими, преследовали, давили налогами. В результате колхоз пришёл в упадок. Из него бежала даже беднота. Многие предпочитали тратить по 3—5 часов в день на дорогу, чтобы добраться до работы в Москве и обратно, но не работать в колхозе. За долги колхоза забрали два электродвигателя и трактор, на которые собирало деньги всё население. Деревня лишилась электричества. Районная газета 8 декабря 1940 г. писала: «Колхоз Назарьево Черногряжского сельсовета испытывает серьёзные финансовые затруднения. На текущем счету средств нет, а есть лишь исполнительные листы. Как только поступает какая-нибудь сумма, тотчас же её снимают на погашение долга… Из 11 лошадей 6—7 не работают, а только поедают корма… Полуразрушенные телеги. Колёса без спиц, без втулок, поломанные сани, отсутствие сбруи, то расхищенной, то изорванной — на всём лежит печать бесхозяйственности, отсутствие хозяйского глаза».

В годы Великой Отечественной войны, несмотря на все невзгоды и лишения, жители Назарьева активно помогали обороне страны. Десятки местных жителей пали смертью храбрых в боях за Родину. Многие самоотверженно трудились на заводах Москвы, Химок, Октябрьской железной дороге и в колхозе. Испытывая постоянную нужду в продуктах питания, они ежегодно платили налоги, сдавали государству картофель со своих небольших приусадебных участков, подписывались на государственные военные займы, собирали деньги на танки и самолёты, подарки для госпиталей и подшефных частей. Школьники помогали колхозникам убирать урожай.

После войны в Назарьеве увеличилось число жилых домов. Деревня была вновь электрифицирована. Жители собрали для этого необходимые денежные средства. Вместо избы-читальни снова появился клуб, где еженедельно демонстрировались звуковые кинофильмы, открылась библиотека. Дорога, шедшая через деревню, была выложена камнем, а позднее заасфальтирована. По ней стали ходить автобусы. Колхоз Назарьево был преобразован в совхоз «Искра» и укрупнён. В деревне осталась лишь одна бригада совхоза. Назарьевская мебельная артель была переведена в деревню Елино. На её базе была создана Елинская мебельная фабрика.

В 1950-1960-е годы Назарьево превратилось фактически в рабочий посёлок. Подавляющая часть его жителей была занята на промышленных предприятиях столицы и области. В совхозе работало лишь несколько человек. Но в административном отношении деревня была подчинена Искровскому (Черногряжскому) сельсовету, включённому с 1960 г. в Солнечногорский район. Все это составляло большие неудобства для местных жителей, особенно зимой, когда за необходимой справкой надо было добираться на «перекладных». Поэтому они просили присоединить Назарьево к соседнему посёлку Фирсановка Химкинского района. Однако это вызвало сопротивление со стороны сельсовета и районных властей. В результате большое село, насчитывавшее около 150 домов, имевшее школу, библиотеку, клуб, магазин, связанное хорошей дорогой с Октябрьской железной дорогой и , было объявлено «неперспективным», а затем включено в состав Зеленограда. С 1974 г. начался поэтапный снос улиц деревни. Жители, не имевшие другой жилплощади, переселялись в Зеленоград.

Смотрите также

Zelenograd.ru продолжает день за днём вспоминать историю. Бои проходили в тех местах, где десятилетия спустя вырос современный Зеленоград.

Как пережили это время простые люди, жители Крюково и его окрестностей — семьи, в которых мужчины ушли на фронт, дети, которым сегодня 80-90 лет? Каким для них был день 2 декабря 1941 года?

Бойцы в маскхалатах идут в атаку к подмосковной деревне, занятой немецко-фашистскими войсками

Владимир Румянцев: «Восемь дней в деревне Каменка хозяйничали немцы»

Владимир Александрович Румянцев подростком пережил период немецкой оккупации деревни Каменка рядом с Крюково, которую немецкие войска заняли 1 декабря. В своих воспоминаниях «Бои в Каменке. Взгляд подростка» (из книги А.Н.Васильевой «Земляки», сборника воспоминаний жителей Крюково и окрестных деревень) он рассказывает:

— Фронт с каждым днем приближался. […] Наша семья перебралась в бомбоубежище, вырытое в горе на нашем участке. На нарах разместились девять человек, согревались железной печуркой, которую топили круглые сутки. На ней растапливали снег, добывая воду для новорожденной сестры, родившейся под гул канонады в «Рукавишке» — так все называли нашу больницу [по имени К.В.Рукавишникова, построившего её близ Крюково в конце 19-го века, сейчас это Московский областной госпиталь для ветеранов войн].

В нашем доме разместились саперы. Они минировали железную дорогу. Приходили вечером усталые и голодные. Мама варила им картошку, поила чаем. Их было шестеро. Однажды пришло только четверо. Из их разговоров мы поняли, что двое подорвались на своих минах, когда их стали бомбить немецкие самолеты.

По карточкам населению выдали муку и керосин. Мука потом здорово выручила нас. Восемь дней, пока в деревне Каменка хозяйничали немцы, мы на печурке пекли пресные лепешки, запивая их кипятком из талого снега.

Вечером 30 ноября на опушке леса появились зеленые фигурки немцев. Застрочил с каменского бугра пулемет, и они быстро скрылись в лесу. Очевидно, это была разведка. Большой бабушкин дом заняли ополченцы. Они были в гражданской одежде, рабочие московских заводов, все солидного возраста. Бабушка поставила самовар, мы с братом помогали ей, как умели. Помню, как один из ополченцев сказал: «Вот, мать, защищай Москву, дали по кинжалу и винтовку на двоих».

Советские офицеры за ужином в подмосковной деревне, зима 1941-1942 гг.

Мы ушли в землянку, а ночью поднялась стрельба. Утром 1 декабря в Каменке хозяйничали немцы. Во дворе гудели моторы. В бабушкином доме разместился немецкий полевой штаб. Наш маленький дом был разбит прямым попаданием мины. Семь дней и ночей мы сидели безвылазно в землянке — девять человек, мы с братом — мальчишки и грудная девятидневная двоюродная сестра, собака Альма — под нарами. По ночам нашу дверь в землянку обстреливал из автомата немецкий часовой, охранявший в овраге полевой телефонный кабель. Железная печка и кастрюля, стоявшая на повороте у двери, были пробиты пулями.

Утром 8 декабря поднялась сильная стрельба. Когда стрельба немного стихла, мы выбрались из землянки. Первое, что мы увидели, были наши бойцы в белых полушубках, с автоматами в руках, которые бежали в сторону Андреевки. Кто-то из наших спросил у пробегающего красноармейца: «Немцы могут вернуться?» Он ответил: «Могут». «А что же нам делать?» Он сказал: «Уходите», — и побежал дальше, догоняя своих.

Из погребов и землянок выбрались деревенские жители, от которых мы узнали, что немцы застрелили Лешу Разбитского за то, что он перебегал из дома в дом, что расстреляли по доносу председателя колхоза Ярославцева, казнили под мостом друга моего дяди Гришу Горчакова. У него была медаль «За отвагу» в финскую войну. Он был танкистом, и мы, мальчишки, смотрели на него как на самого настоящего героя.

Немецкая зачистка деревни, 1941 год

Говорили, что в Каменке был белофинский батальон, воевавший на стороне Германии. Всех выдала «немка» — учительница немецкого языка, жившая на квартире в нашей деревне с огромной немецкой овчаркой. Когда и откуда она появилась, толком не знает никто.

Бабушкин дом был взорван, наш разбит миной — взрослые решили уходить из деревни. Сборами руководила бабушка. Из моих лыж сделали санки, погрузили на них мешочек с мукой и какое-то белье, пригодное на пеленки новорожденной сестренке. Под обстрелом вышли из деревни и пошли по заснеженному полю в сторону деревни Кутузово.

На поле мы увидели уже припорошенные снегом трупы наших бойцов — результат утренней атаки в лоб на деревню Каменка. Поднимаясь на Кутузовский пригорок, попали под артобстрел, попадали в снег, сверху нас привалило верхушками сосен. Потом мы долго шли по дороге в сторону Фирсановки. Не помню названия деревни, где мы попали в расположение воинской части. Нас разместили в избе, обогрели, накормили гречневой кашей. Нам, мальчишкам, дали по куску сахара. Потом взрослых собрал комиссар и написал с их слов акт о злодеяниях фашистов в деревне Каменка, который подписали члены нашей семьи — Толокновы, Павловы, Румянцевы. Акт был напечатан в центральных газетах и передан по радио.[…]

Советский солдат рядом с подбитым немецким танком Pz.Kpfw.III в деревне Каменка, январь 1942

ИЗ АРХИВА ЗЕЛЕНОГРАДСКОГО ИСТОРИКО-КРАЕВЕДЧЕСКОГО МУЗЕЯ / WARALBUM.RU

Потом нас погрузили на машину и отвезли в Химки, откуда мы поездом добрались до Москвы. На Ленинградском вокзале был организован эвакопункт, где нам дали направление на станцию Томилино и поселили в пустующем доме, в котором мы прожили до конца февраля 1942 года.

В двадцатых числах февраля мы вернулись в родную деревню. Нас приютили соседи Тарасовы в своем уцелевшем доме, где мы прожили несколько месяцев одной большой семьей. На улицах поселка Крюково и деревни Каменка стояли брошенные немцами машины и танки.

В Каменке, на поляне за пожарным сараем, где мы до войны играли в футбол, лежали штабелями накрытые брезентом трупы наших солдат. Предать их земле не было никакой возможности из-за сильных морозов, только весной их сложили в большую яму сгоревшего колхозного овощехранилища и присыпали землей.

Так образовалась братская могила, над которой теперь стоит памятник защитникам Москвы. Потом туда хоронили найденные в лесу и оврагах трупы наших солдат.

Теперь, когда я прихожу на братскую могилу и, протерев от пыли мемориальную доску, перечитываю 35 фамилий, выбитых на мраморной плите, невольно вспоминаю те далекие дни. Вспоминаю, как читали эти фамилии, извлекая кусочки бумаги из черных коробочек солдатских медальонов. Только 35 семей получили печальные известия. Остальные (а их в десять раз больше), захоронены как неизвестные…

Войска 16-й армии 1, 2 и 3 декабря вели бои с основной группировкой немецких войск, наступавшей вдоль Ленинградского и Волоколамского шоссе. Ударные группы немцев концентрировались в том числе в районе Льялово, Алабушево, Крюково, Бакеево — 5-я, 11-я танковые и 35-я пехотная дивизии.

«В течение 2 и 3 декабря противнику путем крайнего напряжения сил и средств удалось овладеть Крюковом, где бои шли на улицах. Но на остальных участках фронта все попытки противника прорвать расположение наших частей окончились неудачей, при этом он понес крупные потери», — писал в исследовании 1943 года маршал Шапошников.

После захвата немцами Каменки 1 декабря, полки Панфиловской дивизии и 44-й кавалерийской дивизии заняли линию обороны посёлок Красный Октябрь и пруд Водокачка (сейчас Школьное озеро) — станция Крюково, Скрипицыно — речка Крюковка (между Каменкой и Кутузовым), как пишет зеленоградский историк Игорь Быстров. 2-й гвардейский кавалерийский корпус Доватора был выведен в резерв 16-й армии и расположился в районе Елино — Назарьево — Джунковка.

2 декабря противник яростно атаковал позиции панфиловцев, пытаясь захватить Крюково и вводя в бой свежие резервы из пехоты и десятков танков со стороны Александровки и Андреевки, при поддержке с воздуха. В 13:15 группа из 18-20 самолётов нанесла бомбовый удар по позициям 1075-го полка, и тот начал отходить, потеряв до 50% бойцов в батальонах. Два батальона были окружены.

«В селе Крюково полк […] ведёт непрерывно 6 суток кровопролитные бои, трижды роты окружаются врагом в каменных зданиях, не раз танковый десант бросается против врага…», — писал потом командир 1073 полка Баурджан Момыш-улы о событиях 2, 3 и 5 декабря.

Переписка между командирами соединений сохранилась в Центральном архиве Министерства обороны — она шла на листочках из школьной тетради:
— «Тов. Катукову. Прошу срочно своим резервом поддержать 1075 сп. Противник сильно его теснит по направлению Андреевки. Генерал-майор Ревякин».
— «Генерал-майору Ревякину. Три танка из Кутузово выдвигаю в рощу вост. Малино для отражения танков с Крюково. Противник начал наступление на мой левый фланг в районе Ладушкино, весь свой резерв обратил туда. Генерал-майор Катуков. 2.12.41 13.50».

Командир 4-й (1-й гвардейской) танковой бригады генерал-майор танковых войск Михаил Ефимович Катуков (крайний слева на переднем плане) на наблюдательном пункте

За Матушкино, Савёлки и Большие Ржавки сражалась 354-я стрелковая дивизия Алексеева — она прибыла на станцию Сходня ночью 30 ноября из резерва и тут же попали под бомбардировку самолётов противника, который держал железную дорогу под контролем. Рокоссовский, которому Алексеев доложил о прибытии, был рад пополнению. Однако, оказалось, что дивизия прибыла в летнем обмундировании и вооружена очень слабо: на более чем 9200 человек было всего около 400 винтовок, 19 пулемётов и 30 пушек. Валенки и тёплое бельё поступили в дивизию только 7 декабря. За 1-6 декабря она потеряла более 1100 человек, в том числе от обморожений.

Эту пронзительную песню написали Сергей Островой и Марк Фрадкин в память о подвиге красноармейцев, ценой своей жизни удержавших последний рубеж перед Москвой.

На Ленинградском шоссе у въезда в Зеленоград возвышается холм Славы. Именно здесь, у деревни Крюково, натиск фашистских захватчиков был остановлен и произошел перелом: оборона обернулась наступлением. Бои, шедшие на зеленоградской земле, маршал Рокоссовский впоследствии назвал «вторым Бородино».

В ноябре-декабре 1941 года две немецко-фашистские группировки, одна из которых ранее действовала на Волоколамском направлении, а другая – на Клинском, прорвались в район деревни Крюково. Бой приняли воины 8-й гвардейской дивизии имени И.В. Панфилова, второго гвардейского кавалерийского корпуса генерала Л. М. Доватора и первой гвардейской танковой бригады генерала М.Е. Катукова. Они сражались за каждый дом и каждую улицу...

Когда враг занял деревни Пешки и Никольское и приблизился к деревне Льялово, командный пункт советской 16-й армии был перенесен на станцию Крюково.
30-го ноября во второй половине дня советские войска начали атаки по всему фронту обороны 16-й армии. Особенно жестокие бои шли в районе деревень Крюково и Пешки. Деревня Крюково переходила из рук в руки 8 раз. Враг сделал Крюково своим опорным пунктом. Каменные здания противник превратил в доты, между постройками в засадах находились врытые в землю немецкие танки. Фашисты стремились прорвать оборону советских войск во что бы то ни стало и дойти до Москвы.

В первых числах декабря войска 16-й армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского остановили продвижение немецких войск и перешли к обороне. В районе станции Крюково бои не прекращались ни на минуту. 354-я стрелковая дивизия обороняла Ленинградское шоссе и северную окраину Крюково.

Ожесточенное сражение началось в 10 утра 7-го декабря. Осколки снарядов покрыли всю крюковскую землю. У станции Крюково советские войска потеряли тысячи солдат и офицеров, но к вечеру 8-го декабря враг был сломлен. Лучшие части противника были разгромлены и обращены в бегство. Благодаря массовому героизму советских воинов немецко-фашистские группировки не смогли прорваться к Москве.

24 июня 1974 года на 40-м километре от центра столицы по Ленинградскому шоссе у въезда в Зеленоград был открыт памятник-монумент «Защитникам Москвы». На придорожном кургане, воздвигнутом на братской могиле, где покоится более 760 человек, высится серый обелиск. Три сомкнутых сорокаметровых штыка символизируют стойкость трех воинских частей – стрелковой, танковой и кавалерийской. У подножья обелиска расположены три мраморные стелы. На одной из них начертано:

«1941г. Здесь защитники Москвы, погибшие в бою за Родину, остались навеки бессмертны».

Выход Панфиловской дивизии из полуокружения

(28 ноября 1941 г., 14.00-24.00)

28 ноября 1941 г. два удара немецких частей, сопровождаемых танками, создали угрозу окружения 8 гв.сд.

Один удар - со стороны Солнечногорска вдоль Ленинградского шоссе: здесь противник во второй половине 28 ноября 1941 г. захватил станцию Поворово. Другой удар - описанный выше прорыв немецких танков по большаку Трусово-Соколово-Лыткино-Марьино. Оба удара были направлены к станции Крюково.

8 гв.сд оказалась в «мешке»: чтобы превратить это полуокружение в полное окружение, противнику оставалось перекрыть горловину «мешка» шириной 5 км - от Поворово до Марьино. Положение для 8 гв.сд усугублялось тем, что стрелковые части оказались отрезанными от штаба дивизии, дивизионной артиллерии и тылов и потеряли со штабом дивизии связь.

Выход 8 гв.сд из «мешка» описывает Б. Момыш-улы в своей книге «Психология войны»:

«Помню ещё трагический момент. После того как немцы выбили нас из Соколово, они устремились на Ленинградское шоссе. Мы оказались в районе Тебеньки <на нынешних картах - «урочище Тебеньки» - И.Б.> и Паладино <Повадино, в 2.5 км восточнее Соколово - И.Б.>. Я отозвал своих бойцов и решил их вывести. Тут дорога через Паладино <Повадино - И.Б.> выходила на совхоз «Дедешино» <вспомним, что последний приказ командира дивизии перед потерей связи был: выходить в район Дедешино - И.Б.>. Если немцы опередят нас и займут Дедешино, мы окажемся в окружении.

Веду свой полк в лес. Встречаем 1075-й полк под командованием майора Старикова. Присоединяются к нам командир отдельного миномётного батальона с 27-ю миномётами <вероятно, здесь ошибка в воспоминаниях Момыш-улы; в другом источнике (книга «За нами Москва», он указывает точнее: «сапёрный батальон» - И.Б.>, пеший эскадрон <20 кд - И.Б.>, то есть кавалеристы, потерявшие своих лошадей, человек 120 под командованием одного капитана. Всего собралось около двух-трёх тысяч человек.

Пять раз я выходил из окружения, у меня уже есть опыт. Тут смотрю, как бы не попасть опять в окружение. Но в таком положении - разные части, разные подразделения, нет единого начальника - очень трудно найти выход. Вы представляете себе, какая каша заварилась!

Вот тут Логвиненко сделал большое дело. В эту серьёзную минуту он не растерялся. Предложил поручить командование одному человеку. Но кому?

Логвиненко предложил: тут три полковника, три майора, капитаны, давайте соберём командный состав, пусть решают, что делать, как командовать этой толпой.

Он собрал весь старший начсостав, обрисовал наше сложное положение и говорит:

Старшего командира нет. Я собрал вас, чтобы спросить: кто примет командование всей группой и возьмётся вывести бойцов из этого полукольца.
Все молчат.
- А как ты думаешь, товарищ старший лейтенант? - обратился он ко мне.
Я говорю:
- Принимаю командование всей группой на себя.
Пока они все думали и молчали, он говорит:
- Выбирай комиссара.
Я, не задумываясь, отвечаю:
- Комиссаром прошу Логвиненко.
Он согласился.

Это было исключительно верное и умное решение, и спасением этой группы мы обязаны Логвиненко. За это ему слава и честь. Справедливость требует отметить это.

Когда я принял командование группой, в ней было около 4000 человек. Я собрал командиров и объявил:

Товарищи, мы здесь находимся в опасности окружения. Возможно, что той дорогой, которой мы хотели пройти, придётся проходить с боями. Исходя из этого, я решил принять командование на себя, взять вывод группы из окружения на себя.

Представляюсь: командир 1073-го гвардейского стрелкового полка старший лейтенант Момыш-улы».

В 16 часов стемнело, двинулись на восток: справа - 1075 сп Момыш-улы, слева - 1075 сп Старикова, сапёры и кавалеристы - сзади, выслали ближнюю разведку, выбрали направление - на Марьино, а там - немцы.

Документов о выходе из полуокружения пока обнаружить не удалось; есть лишь обрывочные воспоминания участников.

Из книги А.С. Трефилова «У ворот Москвы» (записки офицера), Алма-Ата, «Казахстан», 1982, с. 99-100:

«…Мы потеряли половину личного состава 2-го батальона <1073 сп - И.Б.>. В этот день - 28 ноября - полк оставил Соколово. Враг захватил селение, понеся большие потери. За эти дни было истреблено до двухсот вражеских солдат и офицеров, подбито четыре танка, шесть грузовых машин, взорван склад с боеприпасами, уничтожено девять орудий. Противник был задержан здесь на трое суток…

…Под прикрытием огня 1-го батальона полки оторвались от противника. По приказанию комиссара Логвиненко лейтенант Вершинин, уже, будучи раненым, дважды ходил в разведку в Полежайки. Данные его были исчерпывающими, достоверными. Это и помогло командованию принять верные решения.

Деревня Полежайки горела и поэтому своё оборонительное значение утратила: мы обошли её стороной. Около 17 часов, как и было предусмотрено маршрутом движения, направились в Марьино, но там уже оказались фашисты. После тяжёлого боя мы отошли на Лыткино, но и отсюда пришлось отступить…».

Момыш-улы («Психология войны»: «На промежуточных боях от Соколово в районе деревень Демьянское <мной такая деревня не обнаружена - И.Б.>, Красная Горушка <Красная Горка, рядом с Марьино - И.Б.> подробно останавливаться не буду. Подробности даны в повести Бека <повесть не была опубликована; сведения остались, вероятно, в черновиках писателя А. Бека - И.Б.>.

К полуночи мы прибыли в район совхоза «Дедешино».

Связавшись, наконец, со штабом дивизии, вышедшие из «мешка» подразделения получили распоряжение расположиться: 1075 сп - в районе совхоза «Дедешино», 1073 сп - севернее и северо-восточнее, загибая линию обороны дивизии с востока к северу, 3-й батальон 1077 сп - в деревню Алабушево, во второй эшелон.

Возвращение 1077-го полка

Ранним утром 29 ноября 1941 г., ещё до рассвета, в Панфиловскую дивизию вернулся 1077 сп, вернее, два батальона этого полка. Напомню, что ещё 21 ноября они были приданы кавалерийской группе Доватора и, совершив марш к Солнечногорску, встали на линию обороны. Подробно эти события были мной описаны ранее (см. главы «Особая задача 1077-го стрелкового полка» и «1077-й стрелковый полк совершает марш к Солнечногорску»).

28 ноября 1941 г. 1077 сп передал свои боевые позиции в Красной Горке 159-му стрелковому полку 7-й гвардейской сд и начал марш на соединение со своей дивизией. Встреча с ней намечалась на станции Алабушево. Марш совершался не только под непрерывным воздействием немецкой авиации, но и при непосредственном соприкосновении с противником. Накануне, 26 ноября, в тяжёлом бою под Пешками, был ранен командир полка майор Зиновий Самойлович Шехтман; временно его заменил военный комиссар полка старший политрук Александр Михайлович Корсаков.

В сложной обстановке первый бой на марше полк имел 28 ноября, отбивая совместно с частями 50-ой кавалерийской дивизии (из кавалерийской группы Доватора) наступление врага на Михайловку, Жуково, Берёзки.

Дошли до станции Поворово и сразу опять в бой. У платформы Поворовка пересекли железную дорогу, свернули на восток и вышли к Ленинградскому шоссе в районе деревни Дурыкино.

Когда полк вышел на шоссе, слева с противником вела бой 7 гв.сд. Под покровом ночи полк обошёл этот район и двинулся по шоссе на юг. Возле деревни Чашниково - опять немцы. Пришлось выделять от каждого батальона по одной роте, чтобы отразить атаки прорвавшихся сюда немецких автоматчиков.

Между Чашниково и Матушкино рано утром 29 ноября 1941 г. вышли на правый фланг к тылам своей дивизии и направились в Алабушево.

Переход штаба 16-й армии из Крюково в Сходню

С 26 по 28 ноября 1941 г. штаб 16-й армии Рокоссовского располагался в Крюково (Скрипицыно). Здесь Рокоссовский вёл переговоры с Генеральным Штабом, сюда ему два раза звонил лично Сталин. Несколько раз Рокоссовский выезжал из Крюково в Чёрную Грязь, где у него был оборудован временный командный пункт, предназначенный для организации контратак против немецких войск, прорвавшихся к Красной Поляне.

Но 28 ноября обстановка осложнилась: противник находился уже в нескольких километрах от Крюково, участились авиационные бомбёжки, к окраинам Крюково стала проникать немецкая разведка.

Рокоссовский приказал оборудовать новое место для расположения штаба в районе дачного посёлка Сходня. Штаб расположился в доме детского сада, в лесу напротив стекольного завода.

Вспоминает член Военного совета 16А Алексей Андреевич Лобачёв:

«16-я армия таяла на глазах. Пополнения поступали редко. Мы были рады каждой новой сотне солдат, даже милиционерам, отряды которых прислал начальник московской милиции Романченко.

Штаб армии опустел. Почти все находились в частях. На КП неизменно можно было застать лишь М. С. Малинина с небольшой группой офицеров.

За полтора месяца боев за Москву полоса обороны нашей армии трижды сокращалась. 14 октября она составила 110 километров, 16 ноября — около 80 километров, в районе Сходни — 40 километров. Несмотря на значительные потери, наши бойцы и командиры сумели сдержать натиск мощных мотомеханизированных групп противника и не допустить их прорыва в оперативную глубину.

Управление очень усложнилось. Крупный водный рубеж — река Истра — фактически разделял фронт армии на два изолированных участка. На новом КП получили приказ Военного совета фронта. «Крюково — последний пункт отхода, и дальше отступать нельзя, — говорилось в нем. — Отступать больше некуда. Любыми, самыми крайними мерами немедленно добиться перелома, прекратить отход. Каждый дальнейший ваш шаг назад — это срыв обороны Москвы. Всему командному составу снизу доверху быть в подразделениях, на поле боя...»

Cуровые, резкие, но правильные слова!

В некоторых краеведческих материалах утверждается, что штаб Рокоссовского переместился из Крюково в Сходню 1 декабря 1941 года. Постараюсь показать ошибочность этой точки зрения.

По уставу (не говоря уже о моральных соображениях) штабы подчинённых частей должны находиться ближе к своим подразделениям (и к линии фронта), чем головной штаб. Где же находились до 29 ноября штабы оборонявших Крюково Панфиловской дивизии и кавалерийской группы Доватора?

Из донесений Доватора: «27 ноября 1941 год. …12.40. КП кав. группы в Жукове в течение трёх суток находится под огнём. Переведён в Дудкино» . Где это Дудкино? Рядом с Поварово, в 12 км севернее Дедешина и Алабушева, практически в тылу у немцев. Можно предположить, что 28 ноября штаб Доватора располагался там же. Косвенно об этом сообщает побывавший у Доватора 28 ноября отчаянный журналист Евгений Кригер (см. его репортаж «У гвардейцев Доватора» в книге: Венок славы. Т.2. Битва за Москву. М., Современник, 1984, сс.362-366).

А штаб Панфиловской 8гв.сд 29 ноября 1941 года располагался сразу за боевыми порядками 1075 полка (см.: «Крюковские ведомости» № 23, статья «Бои у Крюково», раздел 6 «Бой за Алабушево»). Штаб едва не был захвачен наступавшим противником; налицо его нерациональное размещение. Почему?

Потому что штаб 16А расположен слишком близко к линии фронта, в Крюкове. Значит, и подчинённые (дивизионные и, тем более, полковые) штабы должны быть практически на передовой.

Ситуация резко меняется в 17 часов 00 минут: оба штаба - кав.группы Доватора и 8 гв.сд переведены в Назарьево (в 5 км восточнее Крюково). Это может означать только одно: ранее 17.00 штаб командарма-16 Рокоссовского покинул Крюково (передислоцировался в район Сходни). Краеведов, видимо, смутили следующие строки из вышеупомянутой книги К.К. Рокоссовского (сс.93-94), которые по контексту можно отнести (а можно и не относить) к 1 декабря 1941 г.: «Противник оттеснил наши войска на рубеж Клушино, Матушкино, Крюково, Баранцево. Всё, что возможно, мы ввели и на этом участке. Однако оставлять КП армии в Крюково уже было нельзя. Снаряды и мины рвались на улицах. На северной окраине наши отбивались от немецких танков» . Этот текст можно отнести и к обстановке 28-29 ноября.

Отсюда и следует оценка времени перехода штаба 16А из Крюково в Сходню: раньше вечера 29 ноября 1941 г., скорее всего, из соображений безопасности, в ночь с 28 на 29 ноября 1941 г.

Пружина сжимается…

К концу ноября оборонительное сражение на правом фланге Западного фронта достигло наивысшего накала. После ожесточённых трёхдневных боев на Рогачевско-Дмитровском, Солнечногорском и Истринском направлениях противник вновь потеснил наши войска и вышел в районы, удалённые от окраин столицы всего на 23-35 км.

Особенно опасной продолжала оставаться обстановка в полосе 16-й армии в районе Крюкова, где сильно ослабленные кровопролитными боями 8-я, 9-я гвардейские и 18-я стрелковая дивизии при поддержке танкистов 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова вели поистине героическую борьбу с главными силами 4-й танковой группы противника.

Продвижение, которого противнику удалось добиться в ноябрьских боях северо-западнее Москвы, стоило ему крайнего напряжения сил и огромных жертв. Немецко-фашистские войска к концу ноября были измотаны и обескровлены, но, собрав свои последние силы, все же упорно стремились любой ценой прорваться к столице.

Многие из дивизий противника в двадцатидневных ожесточённых боях на подступах к Москве понесли большие потери (от 50 до 60%). По ряду документов и из показаний пленных было установлено, что во многих ротах осталось от 30 до 60 человек (из 100-120). Не меньшие потери несли и наши войска.

В ходе этого исключительного по ожесточению сражения командующий Западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков изыскивал резервы, буквально «наскребая» их для усиления особо опасных направлений. Например, утром 29 ноября он отдал приказ:

«От каждой стрелковой дивизии 5, 33, 43 и 49-й армий срочно выделить по одному стрелковому взводу с положенным оружием, боеприпасами и сухим пайком надвое суток. Взводы выделить из уже участвовавших в боях и не позднее 17 часов автотранспортом направить в распоряжение командарма 16 для укомплектования 8-й, 9-й гвардейских и 18-й стрелковых дивизий».

В этом предельном напряжении противоборствующих сил была принципиальная разница. Сила немецких войск иссякала, все резервы были использованы. Советские же войска вели напряжённые оборонительные бои, накапливая (в строгой тайне от врага) резервы для нанесения решительного удара. Для иллюстрации приведу два «диалога»: фельдмаршала фон Бока с Гитлером и генерал армии Жукова со Сталиным.

Два диалога 29-30 ноября 1941 г.

(Гитлер — фон Бок и Сталин — Жуков)

«Диалог» Гитлер — фон Бок . Цитирую по книге: Л.А. Безыменский. Укрощение «Тайфуна» (Московский рабочий, 1987, с.167):

«30 ноября 1941 года у командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока раздался телефонный звонок. Звонил из Берлина начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер.
Он спросил: «Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?»
Не вступая с ним в объяснения, Бок попросил к телефону Браухича.
Во время разговора с главнокомандующим сухопутными силами Бок признался:
«Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у меня нет войск, чтобы окружить Москву. Противник понял наш замысел, и он сосредоточивает свежие силы севернее и южнее Москвы. Моя единственная надежда - продолжать фронтальное наступление. Но если это делать, то возникает опасность изнурительной схватки - такой, какая была под Верденом 25 лет назад. У меня нет желания принимать участие в такой битве. Я заявляю, что силы группы армий «Центр» подошли к концу».

Между немецкими командующими состоялся нервный диалог. Они не договаривали до конца, не произнесли слово «поражение», и разговор соскальзывал на второстепенные вопросы…

Браухич : Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас точного доклада, когда этот крах станет реальностью?

Бок : Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку. Я десять раз докладывал за последние дни, что у группы войск нет сил для того, чтобы добиться успеха.

Браухич : Но за исход операции отвечаете вы!

Бок : У меня нет зимнего обмундирования!

Браухич : Ничего подобного, обмундирование было выделено!

Бок : Я заверяю вас, что оно не получено… ОКХ и фюрер неправильно оценили обстановку. Тот факт, что оно не получено, является для меня лучшим подтверждением тому, что ставка не знает настоящего положения… Я повторяю, г-н фельдмаршал, что произошёл огромный просчёт. Командование сухопутных сил и сам фюрер, к сожалению, переоценили наши силы… Прошу доложить фюреру, что группа не может достигнуть намеченных рубежей. У меня нет сил».

Браухич : …Но фюрер хочет знать, когда же падёт Москва?

Бок : Что вы спрашиваете? Неужели вы не знаете, что здесь творится?

Браухич: Бок, вы отдали приказ о новом наступлении? Когда оно начнётся?..»

Анализируя боевые итоги дня, фон Бок вспоминал этот разговор. Он и раньше понимал, что окружить Москву не удастся. Если хотя бы перерезать главные дорожные артерии, тогда удастся взять столицу в блокаду, как Ленинград, и, дождавшись весны и подкреплений, начать последний и решительный штурм Москвы.

Но Гитлер дал приказ окружить Москву, и нужно этот приказ выполнять.

Только что пришло сообщение, что удержать плацдарм за каналом у Дмитрова не удалось: 7-я танковая дивизия генерала Функа отброшена за канал, начались упорные бои за Яхрому…

Хотя и удалось взять у русских Красную Поляну, но подкрепить успех нечем: последний резерв, 1-я танковая дивизия, брошен в бушующую топку боев — туда, к Яхроме… Что ж, пора создавать бастион для весеннего наступления…

Именно с этого момента штаб фельдмаршала фон Бока на своих картах отметил железнодорожную станцию Крюково как важный стратегический пункт, где удобно накапливать силы для последующего броска. Конечно, в официальных приказах по-прежнему звучали требования: наступать, наступать! А в Берлине уже были заготовлены медали «За взятие Москвы»…

"Диалог» Сталин — Жуков . Из воспоминаний Г.К. Жукова:

«29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления.

И.В. Сталин слушал внимательно, а затем спросил:

А вы уверены, что противник подошёл к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?

Противник истощён. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счёт северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьёзно осложниться.

И.В. Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом.

Я попросил начальника штаба фронта В.Д. Соколовского, который также считал, что пора вводить в действие наши резервные армии, связаться с Генштабом и поддержать наше предложение о целесообразности начала незамедлительного контрнаступления.

Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления и предлагает представить наш план контрнаступательной операции.

Утром 30 ноября мы представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями. Подробностей от нас не требовалось, поскольку все основное было заранее оговорено лично с И.В. Сталиным, Б.М. Шапошниковым и А.М. Василевским».

Одновременно с планом Жуков отправил в Генеральный Штаб шифротелеграмму:

ЗАМ. НАЧ. ГЕН. ШТАБА

Генерал-лейтенанту т. ВАСИЛЕВСКОМУ

Прошу срочно доложить Народному Комиссару Обороны т. Сталину план контрнаступления Зап. фронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой

Жуков 30.11.41 г."

К шифротелеграмме прилагалась объяснительная записка (привожу фрагмент):

" НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ

Товарищу СТАЛИНУ

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА К ПЛАНУ-КАРТЕ КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ АРМИЙ ЗАПАДНОГО ФРОНТА

1. Начало наступления, исходя из сроков выгрузки и сосредоточения войск и их до-вооружения: 1 ударной, 20 и 16 армий и армии Голикова с утра 3-4 декабря...

2. Состав армий согласно директивам Ставки и отдельные части и соединения, ведущие бой на фронте в полосах наступления армий, как указано на карте.

3. Ближайшая задача: ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле...

5. Главная группировка авиации (3/4) будет направлена на взаимодействие с правой ударной группировкой...

Жуков Булганин Соколовский

30.11.41 г.»

На этом плане Верховный Главнокомандующий поставил резолюцию:

«СОГЛАСЕН. И. СТАЛИН».

Бой за Алабушево

Командующий Западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков уже разработал и предложил Сталину и Генеральному Штабу план скорого контрнаступления, начальник штаба Западного фронта генерал-лейтенант Соколовский уже обобщает разведданные и вычерчивает на карте линии и стрелы будущих направлений боевых ударов…

А части 16-й армии по-прежнему ведут тяжёлые арьергардные бои. Противник, двумя ударами в направлении станции Крюково (со стороны Поварово и со стороны Соколово) начал 28 ноября 1941 г. операцию по окружению 8-й гв.сд. С боями выйдя из «мешка», 8 гв.сд к исходу дня встала в оборону у совхоза Дедешино, имея 1073, 1075 сп в первой линии обороны и 1077 сп во втором эшелоне (у Алабушево).

«29.11.41 г. Части дивизии и приданные части получают боевой приказ №23 занять оборону: отм. 224,0, восточную окраину Алабушево, отм.216,1, Каменка, Савелки, Ржавки.

Противник с утра, несмотря на плохую погоду, вновь ведёт наступление. Основное направление он выбирает Алабушево. Ведя с утра упорные бои, части 1075 и 1077 сп оставили к концу дня свх. Дедешино, рабочий посёлок, Алабушево» .

В этой выписке не соблюдена хронология: сначала говорится о положении дивизии к концу дня, а потом - о боях с утра того же дня. Видимо, летописцу хотелось сгладить ту сумятицу, которая случилась 29 ноября 1941 г. Выстрою события в хронологический ряд и опишу их подробнее…

С утра 29 ноября противник, сосредоточив до полка пехоты и большое количество танков, одновременно повёл наступление на Жилино и совхоз «Дедешино». Эти направления были выбраны противником потому, что его основной ударной силой были танки (пехота уже полностью была обессилена), а танки могли двигаться только по двум большакам: Истра-Еремеево-Жилино-Крюково и Соколово-Марьино-Дедешино-Алабушево.

1075 сп, несмотря на упорное сопротивление, вынужден был оставить Дедешино, а затем и рабочий посёлок. Упомянутый «рабочий посёлок» - это нынешняя деревня Алабушево, расположенная к западу от железной дороги и не вошедшая в черту Зеленограда. Большинство жителей посёлка, образованного в 1937 году, ездило работать в Москву, а здесь им было определено место жительства. Посёлок в 1941 году не имел названия и даже не был нанесён на карты.

Ввиду того, что за железной дорогой, в Алубешево, во втором эшелоне оборону держал 1077 сп, 1075 сп был отведён во второй половине дня на два километра юго-восточнее, в Александровку.

1073 сп, обороняясь по опушке леса к северо-востоку от совхоза «Дедешино», вследствие оставления рубежа 1075 сп был вынужден также отходить в юго-восточном направлении, для того, чтобы не оказаться окружённым моторизованными частями противника.

1077 сп занимал оборону во втором эшелоне дивизии. О тяжёлом бое 1077 сп 29 ноября 1941 г. сообщает в своих воспоминаниях военком 1-го батальона 1077 сп Василий Максимович Малкин (В.М. Малкин. Документальный очерк «Как был сорван вражеский удар от Солнечногорска в сторону Москвы». В «Книге памяти Солнечногорского района. Третья книга. Солнечногорск, 2000 г., с. 53»):

«В Алабушево полк получил пополнение - 237 бойцов и командиров, среди них более 50-ти коммунистов и комсомольцев. Новичков тут же распределили по батальонам. Личный состав полка накормили из походных кухонь горячей пищей, и подразделения отправились в свои новые районы обороны. 1-й батальон, командование которым принял лейтенант И.М. Баранов, остался в Алабушево, 2-й пошёл в деревню Александровку, 3-й ещё южнее, ближе к Крюково.

События развивались стремительно. Враг торопился, рвался к Москве, не считаясь с потерями. Не успели бойцы Ивана Баранова окопаться, как противник, прорвавшийся к Алабушево, их атаковал. Противостоять двум пехотным батадьонам и двенадцати танкам было невозможно. Пришлось оставить Алабушево».

А вот как эмоционально описывает бой 1077 сп командир 857арт.полка 8гв.сд полковник Г.Ф. Курганов:

«…Под напором превосходящих сил противника дивизия заняла оборону в районе Алабушево, рабочий посёлок, что северо-западнее Крюково. Противник повторял атаку за атакой.

Во второй половине дня к фашистам подошла подмога - эсэсовское соединение. Пьяные немцы пошли в психическую атаку. Напор противника был сильным и стремительным. Наши части, сдерживая атаки неприятеля, шаг за шагом отходили, цепляясь за каждый кустик и кочку.

Вот наши «смельчаки», пятясь с винтовками наперевес, отошли уже к командному пункту дивизии. Ещё миг и фашисты захватят штаб, боевое Красное Знамя. Кажется, конец дивизии неминуем.

В этот критический момент 2-я батарея прямой наводкой открыла огонь по атакующим танкам. Начальник штаба полковник Серебряков И.И. выхватил знамя, подняв его высоко над головой, бросился в атаку на врага с криком «Ура! Ура-аа!». За ним справа и слева подскочили комиссар Егоров и командир дивизии полковник Шелудько, весь личный состав штаба и управления дивизии. За ними бросились в атаку все, кто находился в районе КП и штаба, в том числе и артиллеристы. Отступавшие бойцы развернулись и также бросились в атаку. Третий дивизион артполка под командованием Поцелуева Д.Ф. (комиссар дивизиона Усачев С.И.) открыл заградительный огонь по отступающим фашистам. Немцы бросились наутёк, оставив на снегу множество трупов автоматчиков. Это было 29 ноября 1941 года» .

К 17 часам (т. е. с наступлением ночи) противник прекратил активные действия. К концу дня противнику удалось захватить рабочий посёлок и, пересёкши железную дорогу, - деревню Алабушево. 1077сп занял оборону по опушке леса восточнее Алабушево.

Итоги дня были подведены в боевом приказе на оборону № 023 командира 8гв.сд [Сб. трудов ГЗИКМ, вып. 6. М. - Зеленоград, 2005, сс.143-144]):

«1. Противник с утра 29.11 развивал наступление на восток, потеснил 1075 сп и к 17.00 последовательно овладел- дом отдыха, рабочий посёлок и окраиной Алабушево.

3. 8 гксд с приданными 44 кд, 23 тбр, 18 тбр, 139 отб занимает и упорно обороняет полосу отм. 224,0 вост. окр. Алабушево, отм. 216,1 Каменка, Савелки, Ржавки.

4. 1077 сп занять и упорно оборонять участок: отм. 224,0 зап. опушку леса ¾ км восточнее Алабушево, Матушкино.

ПП - 3/857 ап. КП - Матушкино.

Граница слева: иск. Ржавки, Алабушево, Марьино.

5. 1075 сп - занять и упорно оборонять участок иск. отметка 216,1 , Красный Октябрь.

Граница - Савелки, отм. 216,1 , иск. Крюково, Голубое.

6. 1073 сп - занять и упорно оборонять участок иск. отм. 216,1 зап. окр. Крюково, иск. Каменка, Дачи.

7. 23 тбр - организовать танковые засады в районе Крюково с задачей не допустить продвижение танков и пехоты противника из направления Жилино и Баранцево.

8. 19 тбр организовать танковые засады в районе западной опушки леса, вост. Алабушево с задачей не допустить продвижения танков и пехоты противника из направления Алабушево, Крюково.

9. 139 отб организовать танковые засады в р-не КИРП. с задачей не допустить прорыва танков и пехоты из р-на АЛАБУШЕВО, АНДРЕЕВКА, ЖИЛИНО.

10. 44 кд занять и подготовить участок для обороны отм. 217,3, выс. 221,6 САВЕЛКИ, РЖАВКИ.

Подготовить контратаки в направлениях:

А) РЖАВКИ, МАТУШКИНО, АЛАБУШЕВО.

Б) САВЕЛКИ, КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ, АЛЕКСАНДРОВКА.

В) САВЕЛКИ, КРЮКОВО.

14. КП - НАЗАРЬЕВО

Командир дивизии полковник ШЕЛУДЬКО»

Прокомментирую этот приказ…

Сначала отмечу, что штаб Панфиловской дивизии к исходу дня 29 ноября 1941 г. расположился в деревне Назарьево, в 5 км восточнее станции Крюково. За несколько часов до этого штаб находился восточнее Алабушево, сразу за боевыми порядками 1077 сп, и едва не был захвачен наступающим противником. Мы знаем причину близости штаба 8 гв.сд к передовой: штаб вышестоящей инстанции - 16-й армии - находился в Крюково (Скрипицыно), тоже близко к линии фронта.

Далее… В приказе № 023 указывается не расположение полков к моменту написания приказа (вечер 29 ноября 1941 г., после 17.00), а требование к их размещению, т. е. лишь в исполнение этого приказа части стали соответственно передвигаться и размещаться.

Где же располагались полки 8 гв.сд на момент написания приказа? 1073 сп занимал оборону на правом фланге дивизии, от северной окраины Алабушево до Ленинградского шоссе у Чашниково (исключительно). 1077 сп был рассредоточен (первоначально он был во втором эшелоне): 1-й батальон остался в Алабушево, 2-й переместился в деревню Александровку, 3-й - ещё южнее, ближе к Крюково. 1075 сп занял оборону в районе Александровки.

Приказ комдива Шелудько требовал перемещения 1073 сп с правого фланга дивизии на левый фланг: из района Чашниково - Алабушево - Матушкино в район Крюково - Каменка - Малино (Дачи).

Прорыв противника к Матушкино и Савелкам (30 ноября 1941 г.)

Заметим, что все командиры стрелковых полков 8 гв.сд были только что назначены и не имели опыта управления на уровне полка: майор Стариков, сменивший командира 1075 сп полковника Капрова, был до этого начальником разведотдела 8 гв.сд, а комиссар Корсаков, сменивший раненого у деревни Пешки 26 ноября 1941 г. командира 1077 сп майора Шехтмана, был полковым комиссаром этого полка.

Наибольший боевой опыт был у самого младшего - и по званию, и по должности, и по возрасту - у командира 1-го батальона 1073 сп старшего лейтенанта Б. Момыш-улы, сменившего 26 ноября 1941 г. в должности командира 1073 сп майора Елина.

Именно исходя из этого своего опыта (вспомним недавний - всего три дня назад - ночной налёт на Лопотово), Момыш-улы вечером 29 ноября 1941 г. направил 1-й стрелковый батальон (командир лейтенант Исламкулов) в только что занятый немцами совхоз Дедешино с заданием - внезапной атакой нанести урон противнику, расположившемуся на ночлег.

Едва успел 1 сб отправиться выполнять задание, как 1073 сп получил приказ № 23 (о нем было сказано ранее) на переход полка в Крюково.

Сначала приведу выписку из «Краткого очерка боевых действий 8 гв.сд»:

«30.11.41 г. Части дивизии с приданными частями занимают положение согласно боевого приказа №23.

1077 сп повёл наступление на Алабушево. Не имея поддержки огневых средств, танков, к 12.30 уничтожил до двух рот пехоты противника, 1 танк и 1 - 75-мм орудие, занял Алабушево.

Противник, сосредоточив 12 танков, до 100 автоматчиков и двух рот пехоты, потеснил полк к восточной окраине Крюково.

Полк перешёл к обороне: отметка 186,5 <западнее пруда Водокачка и севернее Крюково и кирпичного завода - И.Б.> - Крюково.

1075 сп под воздействием 15 танков и до полка пехоты был оттеснён с занимаемого рубежа на дачи - станция Малино - МТС, где и занял оборону.

1073 сп занял оборону на западной окраине Крюково - Каменка, совместно с 51 кп 44 кд. При переходе был подвергнут сильному миномётному обстрелу из района Матушкино».

Сначала - о боевых действиях 1077 сп.

1077 сп в 11 часов 30 минут 30 ноября, совместно с 15 кавалеристами 20 кд, без поддержки артиллерии и танков, повёл наступление на Алабушево. Уничтожив до двух пехотных рот противника, один танк и одно 75-мм орудие, полк в 12.30 занял Алабушево. Однако противник вскоре оправился от удара и, сосредоточив до 100 автоматчиков и двух рот пехоты, при поддержке 8 танков перешёл в контратаку против правого фланга полка, где оборонялся 1-й батальон. Полк вынужден был под ударами превосходящих сил противника отходить вдоль железной дороги, заняв к исходу дня оборону на северо-восточной окраине Крюково, по рубежу: отметка186,5 - Крюково.

Трудно объяснить такую неподготовленную атаку 1077 сп. Мы и раньше встречались с такого рода контратаками: например, контрудар группы Доватора 24 ноября 1941 г. под Солнечногорском. Тогда удалось несколько притормозить стремительное наступление германских войск. Возможно, расчёт на это был и здесь. А возможно и другое: «Вы без приказа сдали Алабушево, приказываю занять его снова!»

Между тем удар немецких частей, направленный на выход к Ленинградскому шоссе, отбросил 1077 сп в сторону Крюково, а вражеские танки от Алабушево вышли к перекрёстку Ленинградского и Льяловского шоссе на 41-м километре, захватив (около 14.00 30 ноября 1941 г. деревню Матушкино). Этот удар создал угрозу окружения 7 гв.сд, оборонявшей полосу от Ленинградского шоссе до села Льялово.

1075 сп в 14.00 отбил очередную атаку противника, силой до пехотного полка при поддержке 15 танков. Однако в 16 часов до батальона пехоты противника при поддержке 8 танков перешли в наступление на участке обороны 2-го батальона полка, 5 танков с пехотой атаковали 3-й батальон. В результате боя батальоны вынуждены были оставить занимаемые рубежи и отойти. 2-й батальон занял рубеж по опушке леса северо-восточнее Александровки; 3-й батальон - по опушке леса восточнее и юго-восточнее Александровки. 1-й батальон 1075 сп, атакованный до батальона пехоты противника при поддержке 2 танков, отошёл в район кирпичного завода, 1 км. севернее Крюково. В ходе ведения боя подразделения полка, по докладу штаба, потеряли 5 человек убитыми и 10 ранеными.

Итоговое боевое донесение командира 1075 сп майора Старикова за 30 ноября 1941 г. уточняет картину боя:

«1077 сп, перейдя в наступление захватил Алабушево, но контратакованный пр-ком отошёл неизвестно куда, в результате чего 1/1075 сп <1-й батальон 1075 сп> вынужден был занять рубеж (иск) Пр., КИРП <Пр - пруд Водокачка (у пруда расположен завод Красный Октябрь), КИРП - кирпичный завод в 1 км севернее станции Крюково - И.Б.>.

Левее 1073 сп выдвигается в р-он Крюково, связь с ним установлена.

124 кп <124-й кавполк 20-й кавдивизии> и 14 кад <14-й кавалерийский артиллерийский дивизион 20-й кавдивизии>, оборонявшие рощу юго-вост. АЛЕКСАНДРОВКА, выходят в район Б.РЖАВКА <т. е. выводятся во второй эшелон - И.Б.>.

2/1075 сп <2-й батальон 1075 сп> обороняет рубеж: жел.дор., сев.зап. окраина АЛЕКСАНДРОВКА.

3/1075 сп <3-й батальон 1075 сп> обороняет зап. окраину АЛЕКСАНДРОВКА.

5. Миномётный батальон занимает огневые позиции в роще юго-восточнее АЛЕКСАНДРОВКА.

6. Решил прочно удерживать занимаемый рубеж обороны, не допуская продвижения пр-ка на юго-восток».

Из вышеприведённого видно, что основной удар врага пришёлся по 1077 сп и по 1-му батальону 1075 сп. Вероятно, передовой отряд немецких войск, кроме Матушкино, захватил и деревню Савелки, но вскоре оставил её, вернувшись на основные позиции.

Там, где вырос Зеленоград, в годы Великой Отечественной войны в битве под Москвой шли ожесточенные боевые действия. Здесь сражались войска 16-й армии Западного фронта под командованием генерал-лейтенанта Рокоссовского К. К.

В районе между железной дорогой Москва — Ленинград и Ленинградским шоссе вблизи Крюково шли бои.

Еще в октябре в районе Волоколамска войска армии вели упорные оборонительные бои с превосходящими силами врага, настойчиво стремившегося любой ценой продвинуться к столице нашей родины — Москве.

Сопротивление защитников столицы, особенно 316-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Панфилова И. В., не позволило врагу добиться каких-либо успехов. В ожесточенных боях в данном районе воины дивизии уничтожили десятки танков, несколько батальонов противника и на 20 дней приостановили его продвижение вперед.

«Ведя беспрерывные бои на подступах к Москве в течение месяца, части дивизии не только удерживали свои позиции, но и стремительными контратаками разгромили 20-ю танковую, 29-ю мотострелковую, 11-ю и 110-ю пехотные дивизии противника, уничтожили 9000 немецких солдат и офицеров, более 80 танков и много орудий, минометов и другого оружия» (из наградного листа на генерал-майора И. В. Панфилова, утвержденного Военным советом Западного фронта) .

Восемнадцатого ноября генерал-майор Панфилов И. В., находясь на своем наблюдательном пункте, трагически погиб в бою. Ему было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза, а 316-я дивизия стала называться 8-й гвардейской имени Панфилова дивизией.

Двадцать третьего ноября противник занял Солнечногорск и Клин.

Войска 16-й армии, неся значительные потери, но оказывая сильное сопротивление немецко-фашистским захватчикам, с боями вынуждены были отойти по Ленинградскому шоссе. 24 ноября соединения армии оказались в районе деревни Пешки. Командный пункт дивизии был размещен в деревне Льялово.

В деревне Пешки, когда на ее окраине шли напряженные бои, к командарму Рокоссовскому подошел корреспондент газеты «Красная Звезда» капитан Трояновский с вопросом, что можно написать в газете о боевых действиях на фронте. Рокоссовский К. К. ответил: «Сражаясь здесь, под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине».

Это было сказано 24 ноября 1941 г., когда гитлеровские войска, используя свое превосходство в живой силе и боевой технике, рвались к Москве. Этим словам командарма было суждено исполниться.

Маршал Советского Союза Рокоссовский К. К. в своей книге «Солдатский долг» пишет: «Вспоминая те дни, я в мыслях своих представлял себе образ 16-й армии. Обескровленная и кровоточащая от многочисленных ран, она цеплялась за каждую пядь родной земли, давая врагу жестокий отпор; отойдя на шаг, она вновь была готова ответить ударом на удар, и она это делала, ослабляя силы врага. Остановить его полностью еще не могли. Но и противник не мог прорвать сплошной фронт армии» .

К концу ноября 1941 г. обе воюющие стороны находились в наивысшем напряжении. По имеющимся сведениям, советскому командованию было известно, что все резервы, имеющиеся в распоряжении командующего группой армии «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, были использованы и втянуты в бой.

Войскам 16-й армии и всего Западного фронта, защищавшим Москву, нужно было во что бы то ни стало продержаться, а затем перейти к активным боевым наступательным действиям.

Исходя из этой обстановки, войскам 16-й армии ставилась задача перейти к решительным наступательным действиям.

К этому времени линия фронта проходила между Льялово и Крюково. При этом 7-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Грязнова А. С, «оседлав» Ленинградское шоссе, должна была овладеть Чашниково. Левее 7-й гвардейской стрелковой дивизии рубеж от Ленинградского шоссе до Крюково занимала 354-я стрелковая дивизия под командованием полковника Алексеева Д. Ф., которая была сформирована в Пензенской области и впервые вступила в бой именно здесь 2 декабря.

Дивизия имела задачу во взаимодействии с 7-й гвардейской дивизией овладеть Чашниково, а также Алабушевом и Александровкой.

8-я гвардейская панфиловская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Ревякина В. А. (бывшего коменданта г. Москвы) вела упорные боевые действия в районе Крюково и имела задачу совместно с приданными 1-й гвардейской танковой бригадой полковника Катукова М. е., 44-й дивизией и 2-м гвардейским кавкорпусом генерала Доватора Л. М., 17-й стрелковой бригадой, наступая в направлении Жили-но, овладеть населенными пунктами Андреевка, Горетовка. Левее 8-й стрелковой дивизии наступали части 18-й стрелковой дивизии. Наиболее упорные бои в течение 5 и 7 декабря происходили в районе Крюково, отдельные районы которого несколько раз переходили из рук в руки.

Бои непосредственно в самом Крюково вели 1077-й, 1073-й и 1075-й стрелковые гвардейские полки 8-й гвардейской дивизии. Комиссар 1073-го полка Логвиненко П. В., исполнявший обязанности командира этого полка, проявил личный героизм, за что был награжден орденом Красного Знамени. А бывший командир этого же полка Баурджан Момыш-улы в книге «За нами Москва» пишет: «Крюково было последним рубежом на подступах к столице. Наш полк находился в центре с задачей не пустить фашистов в Крюково». И далее: «Дрались за каждый дом; 18 часов непрерывного боя в лютую стужу! Надо признать, что в связи с моим ранением основная тяжесть практического командования полком легла на плечи нашего комиссара П. В. Логвиненко. Этот героический, смелый человек умел в нужный момент не жалеть себя. Он буквально метался по переднему краю и в горниле боев уцелел чудом».

После ухода в отставку полковник Логвиненко П. В. с 1963 по 1993 г. жил в Зеленограде.

К 53-й годовщине разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в зеленоградской газете «Сорок один» № 95 от 5 декабря 1994 г. И. Лысенко в статье «Панфиловец Петр Логвиненко» пишет: «Приказ Военного Совета фронта был категоричным: «Крюково — последний пункт, откуда дальше отступать нельзя. Отступать больше некуда. Каждый дальнейший шаг назад — срыв обороны Москвы»".

Когда командарма 16-й армии Рокоссовского спросили, как он оценивает бои за Крюково, тот ответил: «Пожалуй, по ожесточенности схваток это было второе Бородино» .

В результате активных боевых действий соединения 16-й армии к 9 декабря вышли на рубеж: Льялово, Чашниково, Алабушево, Андреевка, Горетовка.

Правее 16-й армии наступали войска 30-й армии под командованием генерала Лелюшенко Д. Д., слева — 5-я армия генерала Говорова Л. А.

Наступление всех войск, оборонявших Москву, перешло в общее контрнаступление, и в декабре 1941 г. — начале января 1942 г. они отбросили немецко-фашистских захватчиков на 100 — 250 км, нанесли тяжелое поражение 38 дивизиям, в том числе 15 танковым и моторизованным. Битва за Москву завершилась 20 апреля 1942 г. Враг был отброшен далеко на запад, при этом он потерял более 500 тысяч человек, 1300 танков, 2500 орудий и минометов, более 15 тысяч автомашин».

Боевые действия 16-й армии в районе Крюково, где ныне высится Зеленоград, имеют огромное значение в Великой битве под Москвой. Победа наших войск в конце 1941 г. — начале 1942 г. в битве под Москвой была первой крупной победой, положившей начало перелому в ходе Великой Отечественной войны. Это было первое крупное поражение гитлеровской Германии в ходе всей Второй мировой войны.

Эта победа имела огромное международное значение для нашей страны.

Не случайно Маршал Советского Союза Г. К. Жуков — заместитель Верховного Главнокомандующего, подписавший в Берлине акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, сказал: «Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда говорю — битва за Москву» .

Газета «Советская Россия» № 145 от 16.12. 97 г. пишет: «…под деревней Крюково… в 1941 г. начался разгром фашистов под Москвой. Первый победный рубеж той войны сегодня называется Зеленоградом».

Footnotes (returns to text)