Софистика - открытый рационалистический (ранее натуралистический) период греческой философии.

Софистом (от греч. sohyists - искусник, мудрец) сначала именовали человека, который посвящал себя умственной деятельности, или искусного в какой-либо премудрости, в том числе учености. Таким почитали Солона и Пифагора, а также знаменитых «семь мудрецов». Впоследствии смысл этого понятия сузился, хотя и не заключал еще негативного смысла.

Софистов было немало, но наиболее характерны для сути этого направления - Протагор (ок. 480 - ок. 410 до н.э.), Горгий (ок. 483-375 до н.э.), Продик (род. между 470 и 460 до н.э.). Каждый из них обладал неповторимой индивидуальностью, но в целом они разделяли схожие воззрения.

Софисты - эти «учителя мудрости» - учили не только технике политической и юридической деятельности, но и обучали вопросам философии. Важно подчеркнуть, что софисты сосредоточили свое внимание на социальных вопросах, на человеке и на проблемах коммуникации, обучая ораторскому искусству и политической деятельности, а также конкретно-научным и философским знаниям. Некоторые софисты обучали приемам и формам убеждения и доказательства независимо от вопроса об истинности. В своем стремлении к убедительности софисты доходили до идеи, что можно, а нередко нужно, доказать все, что угодно, и также что угодно опровергнуть, в зависимости от интереса и обстоятельств, что приводило к безразличному отношению к истинности в доказательствах и опровержениях. Так складывались приемы мышления, которые стали именоваться софистикой. Софисты как образованные люди прекрасно понимали, что чисто формально можно доказать все.

Наиболее полно суть воззрений софистов выразил Протагор. Ему принадлежит знаменитое положение: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Он говорил об относительности всякого знания, доказывая, что каждому утверждению может быть с равным основанием противопоставлено противоречащее ему утверждение. Заметим, что Протагор написал законы, определявшие демократический образ правления и обосновал равенство свободных людей.

Другой представитель софистов - Горгий утверждал, что бытие не существует. Если бы оно существовало, то его невозможно было бы познать, так как между бытием и мышлением существует непреодолимая несовместимость Несовместимость обусловлена способностью мышления создавать несуществующие образы. Мыслимое бытие принципиально отличается от средства его выражения - слова.

Продик проявлял исключительный интерес к языку, к назывной (номинативной) функции слов, проблемам семантики и синонимии, т.е. идентификации совпадающих по смыслу слов, правильному употреблению слов. Он составлял этимологические гроздья родственных по значению слов, а также анализировал проблему омонимии, т.е. различения смысла графически совпадающих словесных конструкций с помощью соответствующих контекстов, и очень большое внимание уделял правилам спора, приближаясь к анализу проблемы приемов опровержения, что имело огромное значение в дискуссиях.

Софисты были первыми преподавателями и исследователями искусства слова. Именно с них начинается философская лингвистика. Им принадлежит заслуга в изучении греческой словесности. Раз объективной истины нет и субъект является мерой всех вещей, тогда есть лишь видимость истины, которую может порождать человеческое слово и по произволу менять его смысл, делая сильное слабым и, наоборот, черное белым, а белое черным. 8 связи с этим софисты посчитали словесность чрезвычайно важным объектом осмысления, и слово явилось самостоятельным предметом изучения. Хотя иные софисты были крупными мыслителями, релятивизм их зачастую вел к субъективизму и скептицизму. Вместе с тем нельзя отрицать их несомненной роли в развитии диалектики.

Первым платным учителем красноречия в Афинах считается Протагор (Protagóras) из города Абдеры (480 - около 410). Это провинциал, как говорили, «муж звонкоголосый, пленительный, красноречивый», прибыл покорять Афины, найти применение своему таланту остроумного мыслителя и оратора, добиться признания в богатом городе.

В юности он учился у знаменитого Демокрита (считающегося основоположником материализма), был знаком с премудростями египетских магов, от которых он перенял, возможно, некоторые приёмы управления толпой и узнал пользу атеизма как идеального оружия деморализации народа.

Протагор открыто объявил впервые о том, что истины как таковой нет и потому истинно всё, что кажется кому-либо таковым. Это учение формулировалось в его «Ниспровергающих речах» так: "Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют " 4 . Иными словами, существует субъективная истина : сколько людей, столько по-своему правильных мнений. «Кому как кажется, так оно и есть». Единой, общей для всех истины, по Протагору, нет (такое учение называется «релятивизм», по которому всякое познание относительно). Практический вывод из этой философии: всякий человек прав, но он должен уметь доказывать свою точку зрения.

Логическая ошибка, которая содержится в учении Протагора, в том, что он подменяет понятия: истину (объективное) на ощущение (субъективное). Но истина не есть ощущение. Так что само его учение – это софизм.

Как выбирать из множества субъективных мнений? Протагор на это отвечал, что главным критерием отбора является выгода, насколько то или иное суждение более полезно в каждом данном случае.

По учению Протагора, относительно каждого отдельно взятого явления существует два взаимоисключающих и вместе с тем верных суждения. Например: "Морская вода чистейшая и одновременно грязнейшая. Чистейшая для рыбы, грязнейшая для человека". Ученики вообще получали достаточно широкое образование у этого эрудита, которого уважал даже Сократ, хотя суть его философствований не принимал, отвергая принцип антропоцентризма и субъективизма. Почему человек мера всех вещей, спрашивал он, - а не свинья или киноцефал, или ещё что-нибудь более нелепое? И далее Сократ говорит, что по разуму своему Протагор ничуть не выше головастика 5 .

Греция той эпохи тоже переживала время разнузданного демократического разгула, который в конце концов и привёл Афины к полному моральному, хозяйственному, политическому и в конце концов военному краху (поражение в Пелопоннесской войне 431-404); а Протагор положил философское обоснование свободе мнений. На практике это выглядело не совсем красиво, особенно у его последователей, так называемых младших софистов , которые видели в учении своего духовного отца прекрасное оправдание своему бессовестному поведению в споре.

Протагор брал за уроки огромные деньги - 30 мин (13 кг) серебра, что было целым состоянием в богатых Афинах. Очевидно, что отец ученика не скупился, обеспечивая карьеру своему сынку.

Протагор сделал огромный вклад в теорию и практику обучения ораторскому искусству. Он ввёл учебные диспуты, заставлял писать речи "за и против" (pro et contra ) . Ученики обязаны были обосновывать и затем опровергать один и тот же тезис (высшее умение софиста).

Протагор был автором многих книг. Не дошли до нас они по той причине, что терпение здоровой части афинского общества кончилось, когда софист затронул греческих богов, заявив в сочинении «О богах», что «о богах невозможно знать ни того, что их нет, каковы они по виду; а причина тому: неясность [вопроса] и краткость человеческой жизни» 6 . Это было расценено как попытка растления молодых умов: распоясавшегося ритора отправили в изгнание на первом попавшемся корабле, а книги сожгли в знак протеста против разрушения традиционных устоев афинского общества. По легенде, его корабль тут же попал в страшную бурю и все на нём погибли.

В качестве эпитафии Аристотель сказал: "Люди справедливо порицали профессию Протагора: она представляет собою ложь и не истинно правдоподобное, а кажущееся таковым, которое нельзя найти ни в одном искусстве, кроме риторики и софистики". "Софистика, - заключает Аристотель, - есть мудрость кажущаяся, а не подлинная, а софист - это человек, умеющий получать деньги от кажущейся а не подлинной мудрости".

Очень характерна фигура второго по значимости софиста – Горгия (483-375). Как и Протагор, он не был коренным афинянином, а приехал в 427 г. до н.э. из Леонтин (на острове Сицилия) в качестве дипломатического посланника. Он имел задание убедить Афины помочь его родному городу, который в это время воевал с Сиракузами. Своей речью он покорил народное собрание: афинский флот был послан на выручку и осада была снята, а Горгий стяжал заслуженную славу выдающегося дипломата и оратора. Спустя некоторое время он возвращается в Афины и вслед за Протагором становится преуспевающим учителем красноречия.

Горгий был учеником известного Эмпедокла (490-430 г.г.) – врача, философа, чародея, главы партии демократов (по мнению Аристотеля, и создателя риторики).

Если Протагор доказывал, что всякое суждение истинно, то, по мнению Горгия, всякое суждение ошибочно. Рассуждал он примерно таким образом: "Ничто из существующего не существует. Если что и существует, то непознаваемо. Если же познаваемо, то непередаваемо" (из трактата "О природе, или о несуществующем"). Такая философия получила название агностицизма (учение о непознаваемости мира).

Те, кто начинал вдумываться в это правдоподобное высказывание, не могли не увидеть в нём скрытой насмешки над слушателем. Ведь если всякое высказывание ложно, то это относится и к данному высказыванию, следовательно, это суждение (что всякое высказывание ложно) есть ложь.

Горгий презрительно относился к словам - как своим, так и чужим. После себя он оставил известный полемический приём - уловку Горгия . Суть её в том, что серьёзные возражения оппонента следует встречать шуткой, насмешливо, а все шутливые слова разбирать со всею возможной серьёзностью.

У Горгия красноречие было одновременно и демонстрацией свободы мышления, от которой, как известно, рукой подать до цинизма и полного аморализма. По мнению Горгия, оратор не должен быть подобен простым людям. Людей Горгий презирал и учил такому отношению к своим согражданам афинских юношей. "Искусство убеждать людей много выше всех искусств, так как оно делает всех своими рабами по доброй воле, а не по принуждению".

Одна из двух сохранившихся написанных им речей – «Похвала Елене» - прекрасно передаёт как особенности стиля, так и воззрений автора на риторику. В ней он обращается к популярной истории о похищении Парисом красавицы Елены – жены царя Менелая, из-за чего и началась Троянская война (описанная в «Илиаде»).

Было принято считать, что Елена была виновата, что изменила супругу. Вот эту точку зрения Горгий берётся оспорить в своей речи, которая была им сочинена как некоторая учебная речь, призванная продемонстрировать ораторский талант автора. По форме она ближе всего к судебной речи адвоката.

Горгий последовательно перечисляет все, как ему кажется, возможные причины, по которым Елена могла оказаться в руках похитителя (произволение богов, насильственное похищение, действие уговоров или любовная страсть). Рассматривая каждую из них, он делает заключение о том, что Елена не смогла бы как слабая женщина оказать какого-либо сопротивления ни одному из четырёх факторов 7 .

Особенно интересно то, как Горгий говорит здесь о силе, которое имеет словесное воздействие. Он прямо приравнивает силу убеждения к грубому насилию, от которого защиты практически нет: «убеждение…, хотя и не имеет вида насилия, принуждения, но силу имеет такую же. Ведь речь, убедившая душу,… заставляет подчиниться сказанному, сочувствовать сделанному. Убедивший так же виновен, как и принудивший…».

«Слово , - подчёркивает Горгий, - величайший владыка: видом малое и незаметное, а дела творит чудесные».

Он называет два средства волшебства: душевные заблуждения и ложные представления. Он далее указывает на двойственную силу заклинания: напев (музыкальная или эмоциональная составляющая), который может и «радость принести и печаль отвести», и слово (рациональная составляющая речи), которое «чарует, убеждает и перерождает».

«И сколько, и скольких и в скольких делах убедили и будут всегда убеждать, в неправде используя речи искусство!», - говорится в речи Горгия «Похвала Елене».

Слушая подобные софистические рассуждения, греки были поставлены в затруднительное положение и не могли более относиться к словам иначе, кроме как к орудию лжи.

Время, которое переживала Греция во второй половине 5-го века до нашей эры, было временем необычайного нравственного упадка. Конечно, софисты не были главными виновниками растления античного общества: они только сформулировали и выразили общее направление умов демократии.

Несмотря на сомнительность своей философии, старшие софисты сделали положительный вклад в культуру. Прежде всего, конечно как творцы риторики как науки о грамотной, прекрасной речи. Горгий разработал много приёмов риторической прозы, используя для повышения её силы средства поэтической выразительности. Известны "горгианские фигуры":

антитеза - члены предложения, стоящие в противоположном отношении («Великий человек на малые дела», «Упал больно, встал здорово» и т.п.)

равночленность фразы (аналогичные по форме, точно соответствующие друг другу по объёму как бы параллельные предложения, по-другому - изоколия),

созвучие окончаний (одинаковое звучание заключительных фраз, так что они составляли как бы рифмы в речи).

Несколько слов о других старших софистах.

Гиппий известен по двум диалогам Платона – «Гиппий больший» и «Гиппий меньший». Он изображается почти карикатурно: в спорах с Сократом хвалится, что преподаванием сумел заработать большие деньги. Гиппий считал, что законы общества противоречат естественным законам природы. Цель жизни видел в достижении самоудовлетворённости – автаркии.

Продик с Кеоса - современник и ученик Протагора считается основателем синонимики. В диалоге Платона "Федр" он ставит себе в заслугу то, что лишь один он отыскал, в чём состоит искусство речей: они не должны быть ни длинными, ни короткими, но в меру". В прочем он довольно типичный софист: имел прозвище "безбожник", а по характеру был рабом денег и предан наслаждениям.

Антифонт - оппонент Сократа, алчный прагматик. Счастье полагал в неге и роскоши. Мог убедить кого угодно и в чём угодно, за что и получил кличку Нестор.

Младшие софисты развили до логического конца учение Протагора и Горгия. Они уже просто лжецы и обманщики, которые ради выгоды попирают истину и учат тому же молодых людей.

Выделим то, что присуще всем софистам.

Первое – провинциальное происхождение: почти все они приехали в Афины на заработки.

Второе – корыстолюбие . Для афинян было немыслимым делом продавать свои знания, то есть становиться рабом у своего ученика.

Третье. То что было неудобно или стыдно для коренного жителя, для софистов не представляло никаких затруднений. Их учение в основании имело немалую долю простого бесстыдства. Отсюда их аморализм , который они объясняли как проявление плюрализма взглядов.

«Человек – есть мера всех вещей» (Протагор)

В данном высказывании автор поднимает проблему относительности всякой истины, ее зависимости от познающего субъекта. Протагор говорил о том, что мир таков, каким он представлен в чувствах человека. Иными словами, Древнегреческий философ считал, что единственным мерилом всех вещей в этом мире является человек, а так как все люди разные и их взгляды существенно отличаются друг от друга, то для каждого из нас истина будет своя. Поэтому не существует абсолютной истины, есть только относительная, в полной мере зависящая от конкретно взятого индивида. С мнением автора трудно не согласиться. Действительно, тип мышления человека, его кругозор и мировосприятие существенно влияют на всю его познавательную деятельность и определяют в итоге, какую информацию человек будет считать истинной, а какую ложной, что он будет относить к добру, а что к злу и так далее.

Понятие истины как определенного знания, которое в полной мере выражает сущность изучаемого предмета, издавна вызывало у философов множество споров.

В конечном счете, ученые выделили несколько аспектов истины: объективный, абсолютный и относительный. Объективность истины выражается в ее независимости от человека, иными словами такая истина не зависит ни от чувств, ни от эмоций, ни от желаний людей, она просто есть и с этим ничего не поделаешь. Относительной истиной, в свою очередь, является неполное, неточное знание о мире, которое соответствует определенному уровню развития общества, и которое может быть изменено с течением времени. А так как человечество постоянно развивается, и по всему миру существуют множество стран с различной культурой, менталитетом и сложившимися традициями, то всегда найдутся люди, которые будут оспаривать те или иные утверждения. Поэтому абсолютной истины в нашем мире крайне мало, все держится лишь на теориях и догадках самих людей.

Примером этому может послужить случай из истории, когда в Средневековой Европе человек был крайне религиозен и верил, что небо – это твердь, что инквизиция – это святое дело, приносящее людям только благо, и что земля плоская, а Солнце и звезды вращаются вокруг нашего мира, и человек создан по образу и подобию божьему.

Конечно же, со временем эти утверждения признали ошибочными, но ведь в то время люди действительно верили в подобное и находили этому логические объяснения, пускай даже и самые нелепые и простые. Знание в полной мере зависело от людей, и именно они определяли, каким в их представлении будет мир.

Другой пример относительности истины можно найти и в наше время в СМИ. Страшнейший пожар в Кемерово, случившийся 24 марта 2018 года, надолго остался в памяти многих из нас. Сведенья о его причинах, о пострадавших и о количестве жертв до сих пор сильно разнятся. В первые дни трагедии люди со всех уголков страны получали информацию то о пяти погибших, то пятидесяти, кто-то даже говорил о нескольких сотнях. Некоторые винили в случившемся власть, другие – самих пострадавших, третьи считали, что все это террористический акт. Люди вышли на митинги, но многие критиковали такие меры. В итоге общественное мнение разделилось, ведь каждый оценил это событие со своей точки зрения. В любом случае, подобные различия в предоставляемой информации говорят о ее относительности и о том, что она еще может измениться.

Таким образом, можно сделать вывод, что Протагор прав. Человек действительно является мерой всех вещей, ведь только он может познавать мир в привычном нам понимании.

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку

Обновлено: 2018-04-26

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Протагор и его утверждение: «Человек является мерой всех вещей, существующих, как они существуют, и не существующих, как они не существуют»

Протагор (ок. 481 - 411 до Р.Х.) приобрел известность благодаря преподавательской деятельности в нескольких греческих городах.

Тезис Протагора, что «человек есть мера всех вещей», может быть истолкован как эпистемологическое положение, а именно: вещи не обнаруживают себя перед людьми такими, какими они являются сами по себе. Перед человеком предстают всегда только определенные стороны или свойства вещей.

Попытаемся разъяснить это положение с помощью примера. Молоток в руках столяра - это инструмент для забивания гвоздей. Он может быть удобным и неудобным, тяжелым или легким. Для физика молоток в качестве объекта исследования предстает физическим объектом, который не является удобным или неудобным, но который имеет ту или иную молекулярную структуру, те или иные физические свойства: вес. Прочность и т.д. для продавца молоток на магазинной полке - это товар, обладающий определенной стоимостью и прибылью, которую принесет его продажа. Этот товар легко, а может быть, сложно продавать и хранить. Такова наша интерпретация.

Если именно это имел в виду Протагор, то его тезис следует понимать так, что человек есть мера всех вещей постольку, поскольку вещи всегда предстают перед людьми той стороной, которая определяется обстоятельствами и конкретным способом их использования. Этот взгляд на вещи приводит к эпистемологическому перспективизму, согласно которому наше знание вещей всегда обусловлено перспективой их рассмотрения.

Из этого перспективизма вытекает эпистемологический плюрализм, утверждающий разнообразие (множественность) способов смотреть на вещи.

Подобный перспективизм также является релятивизмом: наше знание вещей определяется нашей деятельностью и ситуацией, в которой мы находимся. Знание оказывается ситуативно относительным (релятивным).

Последнее не отвечает позиции Протагора. Он хотел расширить перспективмзм за пределы восприятия вещей, чтобы включить в него и теоретические рассуждения: «О всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу» (2, с. 318). Утверждает ли в этом положении Протагор, что люди не обнаруживают согласия практически ни по одному предмету рассуждений? При этом Протагору не важно, говорят ли они истину или ложь. Или же Протагор говорит, что относительно любого предмета можно сформулировать два противоположных утверждения, которые являются одинаково истинными (в одном и том же смысле и относительно одного и того же предмета)?

Первый ответ не является философски интересным. Он сводится к несколько догматическому выражению действительного состояния дел - «люди противоречат друг другу». Однако второй ответ оказывается философски проблематичным. Что имеется в виду, когда говорят, что об определенном предмете существуют два противоположных утверждения, которые являются истинными в одном и том же смысле? Применимо ли это положение к самому себе? Если да, то тогда возможно сформулировать противоположное к нему утверждение, которое также будет истинным. В таком случае, что же тогда действительно утверждает это положение? Очевидно, оно закладывает основы скептического саморазрушения.

Протагор говорит также, что «о богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать это: и невоспринимаемость, и краткость человеческой жизни» (2, с. 319).

Этот фрагмент содержит мысль о пределах человеческого познания. Здесь Протагор утверждает, что мы не можем узнать, существуют ли боги и каковы они. Однако этот фрагмент не ставит пол сомнение познавательные возможности человека, потому что сам фрагмент, то есть выраженное в нем сомнение, в свою очередь, подвергается сомнению.

Тезис Протагора о человеке как мере всех вещей может быть истолкован как применимый к индивидам, которые, обладая собственным опытом и находясь в особых ситуациях, имеют собственное видение вещей. Индивид, отдельный человек, выступает мерой всех вещей.

Действительно, мир не является одним и тем же для счастливых и несчастных, для страдающих паранойей и для находящихся в состоянии экстаза. С психологической точки зрения, эти различия в определенном смысле имеют место. Но если тезис Протагора понимать как утверждение о том, что любое знание вещи зависит от той или иной ее перспективы, определяется различными интересами и обстоятельствами индивида, то при применении этого утверждения к нему самому возникает парадокс. Не является ли это утверждение только выражением той стороны, которой проблема предстает перед конкретным индивидом?

До сих пор тезис о человеке как мере всех вещей истолковывался в качестве эпистемологического положения, как вопрос о том, как вещи являются индивидам. Но его можно интерпретировать и как нормативный тезис, то есть как утверждение о нормах. Человек есть мера всех вещей, так как ценность или значение, которыми обладают вещи, в том или ином смысле относятся к человеку. Можно сказать, например, что вещи сами по себе не являются ни хорошими, ни плохими. Они становятся таковыми только по отношению к отдельному индивиду или отдельной группе индивидов.

Подобное заключение не означает, что добро и зло являются чисто субъективными. Если утверждается, что хлебный нож является хорошим, то, конечно, имеются в виду определенные качества ножа. Это именно нож, который хорош. Он хорош для резки хлеба. Хорошими являются не наши мысли о ноже и не наши ощущения ножа.

Можно возразить, что нарезка хлеба делается человеком и как он ее делает - хорошо или плохо - зависит от человека. Вещи сами по себе, моно ответить, таковы, каковы они есть, независимо от того, годятся ли они для резки хлеба или нет.

Однако человек специально сделал нож, чтобы с его помощью резать хлеб. Тогда вещь сама по себе, хлебный нож в качестве хлебного ножа, уже предопределена предполагаемым использованием, где возможна как хорошая, так и плохая нарезка хлеба. В самой этой вещи уже заложено то, что она должна функционировать в качестве хорошего ножа для резки хлеба.

Из этого краткого обсуждения видно, насколько проблематичным является строгое разграничение между вещами как они есть и вещами как хорошими или плохими, то есть различие между дескриптивным и нормативным.

Слово нормативный обычно используется в контексте рассуждений о нормах, то есть стандартах, правилах и обычаях, которые предписывают, каким нечто обязано или должно быть. Что мог бы означать в этой связи тезис о человеке как мере всех вещей?

Один из возможных ответов заключается в следующем. Правила и обычаи установлены не природой или Богом, но сами людьми. Именно люди устанавливают меру для человеческого поведения. Ни священный авторитет, ни что-либо природное не определяют, какие этические и политические нормы являются общезначимыми. Это делает человек.

Но что такое человек? Понимаются ли под этим словом все люди? Ведь отдельные индивиды не всегда приходят к согласию по поводу норм. Тогда кого или что мы имеем в виду, говоря о человеке? Содержание ответа, очевидно, не будет определено до тех пор, пока мы не уясним себе, как понимаются взаимосвязи между индивидом и историко-социальной сообщностью, между человеком и природой, между человеческим и божественным. Если полагать, что люди действительно являются органическими частями социального целого, что они являются частью природы, или что человеческое основано на божественном, то тезис о том, что человек является авторитетом в нормативных вопросах, не будет противоречить тезису о зависимости норм от социума, природы от сакрального.

Можно задаться и таким вопросом: какие человеческие качества - общественные, альтруистические или эгоистические - действительно присущи человеку? Характеризуют ли его спонтанные импульсы и естественные эмоции или же чувство долга и качества, выработанные воспитанием? Или же человеческой сущностью является критическая рациональность, которая играет роль меры в нормативных вопросах?

Из вышесказанного следует такой вывод. Без предварительного обоснованного выяснения того, чем является человек и как он связан с обществом, природой и традицией, бессмысленно говорить, что «человек сам является мерой для своего поведения» (5, с. 71).

Приведенные высказывания Протагора - о религиозном агностицизме, о том, что всегда можно выдвинуть противоположное мнение, и о человеке как мере всех вещей - позволяют предположить, какими были его взгляды на проблему обоснованности исходных норм. Видимо, первое из этих высказываний указывает на то, что Протагор не считал возможным разрешить эту проблему путем обращения к божественному - воле богов, их желаниям и повелениям. Причина этому проста - мы не знаем о богах ничего определенного.

В пользу положения о том, что мы не можем знать ничего определенного о богах, Протагор выдвинул два аргумента: 1) божественное находится за пределами чувственно воспринимаемого и 2) человеческая жизнь является слишком мимолетной. Первый аргумент не отрицает существование божественного, а утверждает его недоступность чувственному восприятию. При этом неявно предполагается, что чувственное восприятие является единственной фундаментальной формой человеческого опыта. Из второго аргумента о краткости человеческой жизни, по-видимому, вытекает, что если бы жизнь была длиннее, то мы были бы способны знать о божественном. Тогда этот аргумент допускает как существование божественного, так и возрастание тем или иным способом знания о нем с увеличением продолжительности жизни.

Тезис о существовании для любого мнения полностью ему противоположного в данном контексте можно истолковать, помимо прочего, в качестве косвенной критики практики принятия существующих норм без их обсуждения. В таком случае с одинаковым успехом можно приводить аргументы в пользу не только принятых, но и альтернативных моральных и политических норм. Отметим, что подобное умозаключение может служить оправданием традиции - традиционные нормы столь же хороши, как и любые другие.

Если агностический тезис истолковывать как аргумент против обоснования этико-политических норм на божественном авторитете, то тезис о существовании противоречащих друг другу мнений по любому вопросу можно, по-видимому, интерпретировать как аргумент, направленный против обоснования этико-политических норм непосредственно на господствующей традиции.

Из еще одной возможной интерпретации тезиса о человеке как мере всех вещей следует, что именно общество оказывается верховной инстанцией в вопросе об общезначимости норм.

Смысл этой интерпретации состоит в том, что ценности и нормы являются общезначимыми для установившего их общества, но не для других обществ. Эта интерпретация предстает одновременно и абсолютной, и относительной. Определенная система норм и ценностей будет абсолютной (общезначимой) в принявшем ее обществе, но в иных обществах общезначимыми будут другие нормы и ценности. Когда мы играем в шахматы, мы должны придерживаться шахматных правил. Но когда мы играем в преферанс, мы должны следовать другим правилам игры. Таким же образом общезначимость определенных законов в Афинах не противоречит тому, что совсем иные, возможно, противоположные законы действуют в Персии.

Здесь обнаруживается противопоставление двух основных точек зрения, в частности, на юридические законы. Согласно первой, общезначимыми являются законы, принятые в данное время, или «позитивное» право. Согласно второй, общезначимые законы отличаются от «позитивного» права, так как основываются на естественном всеобщем человеческом праве. В современных дискуссиях говорят о правовом позитивизме и концепции естественного права (естественноправовой концепции или теории).

Все это поднимает вопрос о том, может ли человек тем или иным способом приобщиться к универсальным нормам, в состоянии ли он познать нечто всеобще правильное и истинное, не зависящее от традиции и взглядов.

Софисты сформулировали ряд связанных с этикой, социальными науками и эпистемологией вопросов, которые остаются актуальными и в наше время. Это, по сути, целые проблемные области, которые характеризуются такими ключевыми терминами, как относительное и абсолютное; право и власть; эгоизм и альтруизм; индивид и общество; разум и чувства.

«Человек есть мера всех вещей». Эта фраза многим известна, но ее продолжение, думаю, знакомо далеко не каждому. Еще в V веке до н.э. софист Протагор подарил ее эллинам, Платон увековечил ее в своем произведении «Теэтет», так она дошла и до нас с вами.

Давайте вспомним, как эта фраза звучит полностью, и поразмышляем над ней: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет», 152а).

Да, человек познает мир, измеряя все относительно себя (большое, маленькое, быстрое или медленное), и это естественно - мы все соизмеряем с собой, своим мнением, пониманием.

Пока мы с вами размышляем в категориях ощущений и эмоций - холодно или жарко, интересно или нет, нравится или не нравится - безусловно, мы будем сталкиваться с бесконечным множеством мнений. И, как говорится, сколько людей, столько и мнений. Например, стоит заговорить о погоде или климате, о недавно увиденном фильме или прочитанной книге, о человеке, событии или месте, в котором вы побывали, - и тут мы встречаемся с бесконечным разнообразием всевозможных мнений и «экспертных оценок», как нельзя лучше иллюстрирующих, что сказанное 2500 лет назад не потеряло своей актуальности и в XXI веке. Каждый считает свою точку зрения «истиной в последней инстанции».

Почему же так происходит? У каждого из нас своя шкала измерений (свой Фаренгейт и Цельсий), когда речь идет о понятиях и категориях, которые сложно выразить количественно. Как измерить глубину содержания? Красоту произведения искусства? Как измерить щедрость или великодушие? А справедливость или человечность? Для мира вещей придумали килограммы, литры, футы, мили, штуки. А вот как ввести «абсолютный ноль» для категорий нашего внутреннего мира, для этических понятий? Мы же не говорим: «У меня сегодня доброты на +5, а у моего друга сегодня щедрости на 10 ниже нуля». Это внутреннее «измерение» влечет следующий непростой вопрос: относительно чего меряем? Существуют ли абсолютные категории Справедливости, Красоты, Доброты и так далее?

Здесь начинается самое сложное и самое интересное. Мы с вами входим в пространство философии. Конечно, об этом размышляло не одно поколение философов и оставило своим современникам и потомкам (то есть нам) даже письменные труды! В ответ на слова Протагора Сократ говорит о существовании Истины вне зависимости от человека и его представлений об этом, а Платон представляет учение об Идеях, являющихся причиной всего мира вещей.

Но если допустить существование абсолютных категорий в мире идей и этических понятий, то это будет подобно законам физики. Закон тяготения или закон гравитации существует вне зависимости от того, нравится он нам или нет, знаем мы о нем или нет, существует в нашей голове такое понятие или нет, - мы все испытываем его воздействие. А электричество и магнетизм существовали задолго до их официального открытия в мире науки, не правда ли? В момент открытия закона находится тот, кто формулирует причинно-следственную связь (то есть формулу), как этот закон работает.

По этой аналогии мы можем предположить, что в мире ценностей, этических категорий существуют свои неизменные законы и свои «формулы» причинно-следственных связей. Их-то мы и открываем всю жизнь эмпирическим, опытным путем. От личных опытов и экспериментов мы переходим к поиску ориентиров, поиску созвучных людей, идей, учений, не только размышляя над категориями добра и зла, но и постоянно выбирая. Иногда мы пытаемся перевести эти категории в квадратные метры или рубли, иногда - в килограммы или километры, но жизнь, как правило, дает нам понять, что категории ценностей - из другой «шкалы»… Философия оставляет нам ориентиры и размышления об открытых универсальных законах нашего внутреннего мира. Именно поэтому философия родилась как постоянный поиск Истины, которая всегда будет сокрыта от нас, но именно путь к ней и пробуждает в нас философа, а значит того, кто не считает свое мнение «истиной в последней инстанции».

Если в нашей жизни появятся достойные ориентиры, то внутри нас начнет вырастать шкала скромности по Сократу, идеализма по Платону, великодушия по Марку Аврелию… Продолжите, и вы увидите, как преобразится ваша «мера всех вещей».

Дополнительно

- Итак, не говорит ли он как-то таким образом, что какою каждая (вещь) кажется мне, такова она есть для меня, и какою тебе, такова она для тебя, ты же и я человек?.. Разве не бывает иногда, что при дуновении того же самого ветра один из нас зябнет, другой нет? и один слегка, а другой сильно?

- Конечно.

- Итак, в этом случае ветер сам по себе назовем ли мы холодным или не холодным, или поверим Протагору, что для зябнувшего он холоден, для не зябнувшего не холоден?

- Кажется, что так.

- Следовательно, и является (это) каждому из них таким образом?

- «Является» же (это) значит «ощущается».

- Правильно.

- Итак, явление и ощущение тождественно, и в теплом и во всем тому подобном. И в самом деле, каковы ощущения у каждого, таковы для каждого и существующие (вещи).

Платон, «Теэтет»

***

Рассказывают, что один афинянин пришел к пифии и спросил: «Кто самый мудрый в Афинах?» «Сократ», - ответила пифия.

Афинянин принес эту весть Сократу, и философ очень удивился. Несколько дней Сократ обдумывал ответ пифии и пришел к такому выводу: «Я знаю, что ничего не знаю, но остальные не знают даже этого».

***

Когда римский император-философ Марк Аврелий узнал о предательстве Авидия Кассия, своего сподвижника, он остался спокоен и не поддался чувству гнева или мести. Он знал о чрезмерных амбициях генерала и писал своему сводному брату и соправителю Луцию Веру: «Я прочитал твое письмо, в котором больше беспокойства, нежели императорского достоинства... Если Кассию суждено стать императором, то мы не сможем убить его... если же не суждено, то без жестокости с нашей стороны он сам попадется в сети, расставленные ему судьбой... Не так плохо мы почитали богов, и не так плохо мы жили, чтобы он мог победить»…

Получив перехваченные письма, адресованные Кассием к заговорщикам, Марк Аврелий, не читая, прикажет их сжечь, чтобы «не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их непроизвольно».

Мятеж длился три месяца и шесть дней. Авидий Кассий был убит одним из своих сообщников. Император дал полную амнистию его сторонникам. Многим тогда казалась, что подобная мягкость граничит со слабостью. Но как далеки они были от истины!