Повесть «Котлован» - едва ли не самое значительное произведение
А. Платонова. В этой повести исследуется одна из сложнейших
проблем XX века - проблема приобщения человека к новой жизни.
Эта проблема не просто сложна - она драматична и даже трагична.
Решая злободневные социальные вопросы, пытаясь осмыслить день
сегодняшний, автор тем не менее выходит на уровень широких философских
обобщений, мифологизации жизни. В сущности, платоновская
повесть - это притча о человеке, который замыслил построить
счастье для всех, и о том, что из этого вышло.
Исторический и литературный контекст повести - «политика
сплошной коллективизации» и «ликвидации кулачества как класса».
Главный герой, Вощев, уволенный с завода за то, что задумался над
«планом общей жизни» «среди общего темпа труда», попадает в
бригаду, роющую котлован для будущего общепролетарского дома.
Работа по душе герою, ведь ему как раз и хотелось «выдумать что-
нибудь вроде счастья, чтобы от душевного смысла улучшилась производительность
». Таким образом, Вощев представляет собой традиционный
для русского народного творчества образ правдоискателя.
Он народный мыслитель: с помощью газетных штампов, лозунгов,
довольно скудной лексики ему удается выразить глубокие идеи
и яркие образы. Вощев тоскует из-за того, что никто не может объяснить
ему, в чем заключается смысл жизни. На поиск этого смысла
нацелена вся его внутренняя жизнь, он даже собирает в мешок «всякую
безвестность мира для памяти», хочет дать душу камешкам,
листочкам и соединить их существование со своим.
И вот ответ на мучивший его вопрос вроде бы найден: рабочие-зем-
лекопы объясняют Вощеву, что смысл жизни заключается в работе
на благо будущих поколений. Чиклин, Сафронов и другие артельщики,
роющие котлован, живут в ужасных условиях, работают до потери
сил и разума, оправдывая нечеловеческий труд благородной целью
- «прекрасным будущим». Тяжелейшая работа избавляет от
необходимости думать. Рабочие негативно относятся к размышлениям
Вощева, ведь, по их мнению, умственная деятельность является отдыхом,
а не работой, «думать внутри себя» для них - все равно что
«любить себя», как это делает Козлов. Итак, новая жизнь для артельщиков
- это «жизнь впрок», «заготавливание» своей жизни для
грядущего благоденствия. Важно отметить, что рыть котлован можно
только коллективно, всем вместе, у рабочих нет личной жизни,
нет возможности проявить свою индивидуальность, ведь все они
живут только ради воплощения идеи «прекрасного будущего» - строительства
общепролетарского дома.
Символом этой идеи для рабочих становится маленькая девочка
Настя, сирота, прибившаяся к бригаде. То, что они видят реального
ребенка, ради которого стоит «жить впрок», вдохновляет их и заставляет
работать все больше и больше. Однако чем глубже становится
котлован, тем дальше оказываются рабочие от своей мечты.
В соответствии с художественной логикой Платонова, в своем стремлении
вверх пролетарии все глубже уходят вниз, в преисподнюю.
Котлован становится зловещей метафорой. Неслучайно Настя, мерило
нравственных ценностей и символ будущего, похоронена именно
в котловане. Так в повести Платонова звучит мысль, высказанная
когда-то Достоевским: на слезах (и на костях) ребенка нельзя построить
счастья, нельзя создать рая на земле. Это понимает главный
герой. Вощев видит, что котлован - это новое рабство, в которое
добровольно загоняют себя люди. Смерть Насти окончательно подрывает
его веру в «прекрасное будущее», которое вырастет на месте котлована.
Повесть полна зловещих метафор, позволяющих уяснить отношение
автора к происходящим в стране процессам. Так, крестьяне
заготавливают гробы, а потом «кулаков» «сплавляют» на плотах
в открытый океан. Описывая раскулачивание, Платонов использует
прием фантастического гротеска, так как наравне с людьми у него
действует Медведь-молотобоец. Автор как будто бы «расшифровывает
» выражения «медвежья услуга» и «работать как зверь».
В притчевой форме Платонов дает нам понять, что насильно
загонять человечество в счастье нельзя. Умирает Настя, умирает
огромное количество героев повести. Сиротство и бездомность
становятся законом жизни для оставшихся в живых. Раз нет у людей
дома- они даже спят в гробах и готовят их себе «впрок» - значит нет
связующего звена между поколениями, нет уюта, гармонии, покоя.
Котлован становится не фундаментом «прекрасного будущего»,
а братской могилой и могилой самой идеи, ради которой работали
и умирали. По мысли Платонова, счастье не может быть одно на всех -
его каждый должен выстрадать и обрести сам.

Творчество А. Платонова совершенно не поддается однозначным оценкам, его трудно приравнять к чему-то уже известному в литературе. Платонов — писатель особенный и «самобытный». Только к концу ХХ века, после многократного возвращения Платонова к читателю и настойчивого изучения его творчества литературоведами, особенно интенсивного с середины 1980-х годов, стало возможным понять масштаб гениальности этого писателя и мыслителя, осознать его уникальный вклад в литературу ХХ века. Платонов — писатель мирового уровня. В предисловии к академическому изданию повести «Котлован» исследователь В. Вьюгин пишет: «Уникальная способность видеть и открывать другим людям извечную парадоксальность жизни действительно ставит Платонова в один ряд с такими писателями, как Кафка, Пруст, Джойс…»

Повесть Платонова «Котлован» написана в 1930 году. Перед нами возникает драматическая картина тотальных перемен в государстве. Новая власть думает, как сконструировать жизнь, похожую на идеальную схему. Им нужно голое место, с которого все можно начать сначала, где нет сопротивления среды и человеческой природы.

Композиционно повесть состоит из четырех небольших новелл, в которых герои думают о том, как найти путь к лучшей жизни. То, как они живут сейчас, мало похоже на жизнь. Писатель говорит о все нарастающей тревоге об «убывающей человечности».

В своих произведениях Платонов пытается разгадать тайну человека. По мнению Достоевского, это единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. Герои Платонова говорят о «пролетарском веществе», которое и есть сами живые люди. Для Платонова идеи существуют отдельно от человека, его герои стремятся из самих себя построить идеальное общество.

Платонов — один из немногих авторов, кто быстро разобрался в античеловеческой сути революции. Он ежедневно наблюдал, как добро превращается в зло, что отдельные люди для усиления своей власти уничтожают массу безвинных людей, которые, по их мнению, мешают всеобщему счастью пролетариата. Писатель показывает полное равнодушие властей к живому человеку.

Главный герой повести, Вощев, уволен с механического завода за то, что стал задумываться в рабочее время. Он устраивается рыть котлован, но и здесь продолжает задумываться о «точном устройстве мира», «о плане общей жизни», о правде, без которой «стыдно жить». Вощев хочет знать, «куда надо стремиться». На стройке и в колхозе имени Генеральной линии герою встречаются люди, которые вроде бы понимают смысл жизни. Их слова вызывают у героя недоверие. Он замечает, что «их лица были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение». В деревне Вощев наблюдает, как изгоняют кулаков, а потом устраивают праздник, который больше напоминает поминки.

Автор изображает мир, где есть только человек и пустота вокруг него. Абстрактные политические штампы и фразы убивают психику героев, у которых и до этого не было четкого понимания действительности и смысла жизни. «Сокровенные люди» у Платонова привыкли познавать устройство мира только интуитивно. Для них работа ума выражается в способности удивляться законам природы.

В повести «Котлован» автор показывает безумный, бесполезный труд сотен людей, пытающихся построить новый Дом счастливой жизни для всех. Сначала нужно вырыть котлован, потом заложить фундамент. Работают они в невероятно тяжелых условиях, и работают на совесть, свято веря в идеи партии. Отсутствие техники, изнурительный ручной труд делают работу неэффективной, растягиваются сроки. Лозунги и бодрые песни, несущиеся из громкоговорителя, оторваны от реальной жизни. Людям, строящим Дом для всех, не обеспечено ни питание, ни жилье, ни нормальные условия труда. Материал с сайта

Герои Платонова — это романтики, они мыслят лозунгами и свободны от проявлений эгоизма, непритязательны, неудобства быта переносят легко, не замечая их, политикой они не занимаются. Они рассматривают свершившуюся революцию как решенный политический вопрос. Все враги уничтожены. Люди, проливавшие кровь за революцию на полях гражданской войны, хотят теперь построить светлую жизнь для себя и своих детей. Они — преобразователи мира, их цель — подчинить силы природы человеку, обратить мечту в реальность. Но выясняется, что на природу невозможно повлиять лозунгами и призывами. Строительство практически не движется вперед, рабочие трудятся впустую из-за отсутствия истинных целей. Вырытый котлован за ночь заливает вода, края его осыпаются, приходится начинать все заново. Отчаявшиеся герои Платонова загадывают, что, если выживет маленькая больная девочка, им удастся завершить строительство.

Писатель не оставляет никакой надежды. Девочка умирает. Платонов делает вывод о том, что революционные идеи в отрыве от жизни не могут служить фундаментом для построения счастливого и справедливого общества. Опыт героев произведения свидетельствует о том, как можно извратить созидательную роль труда и превратить жизнь человека в абсурд.

Талантливый и честный русский писатель Платонов напоминает нам, что путь человека при любом социальном и политическом строе всегда труден, полон обретений и потерь. Писатель встает на защиту живой души человека, которую может разрушить бездушная машина власти.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• какой вывод делает платонов в повести котлован

В первой половине ХХ века за антисоветские, антикоммунистические идеи серьезно наказывали, поэтому писатели пытались скрыть их за символическими образами. К этому приему обратился и А. Платонов, создавая повесть «Котлован». Ученики изучают ее в 11 классе. Если не учитывать смысл, скрытый между строк, читается произведение нелегко. Облегчить подготовку к уроку, посвященному «Котловану», поможет анализ произведения, который мы предлагаем в этой публикации.

Краткий анализ

История создания - Работу над произведением А. Платонов завершил в 1930 г. Тема, идеи его были продиктованы историческими событиями первой половины ХХ века. Долгое время повесть распространялась только в самиздате. В СССР ее впервые опубликовали в 1987 г.

Тема - Главные темы – строительство нового «идеального» общества, коллективизация.

Композиция - По смыслу произведение можно разделить на две части: городскую, посвященную копанию котлована и деревенскую - рассказ о кулаках, коллективизации. Начинается и заканчивается произведение описанием котлована, поэтому можно говорить о кольцевой композиции или обрамлении.

Жанр - Повесть.

Направление - Антиутопия.

История создания

Повесть А. Платонова «Котлован» была создана в смутные времена перехода от старого к новому. Не все методы «строительства» нового общества были гуманными, не все перемены были обоснованными. Писатель попытался разоблачить их сущность. Так появилось анализированное произведение.

Цензура не допустила повесть к печати, поэтому долгое время она распространялась в самиздате. Однако, даже за хранение таких брошюр жестоко наказывали. В одной из машинописных версий самиздата А. Платонов указал период работы над повестью - декабрь 1929 - апрель 1930 г. Большинство исследователей жизни и творчества писателя считают, что произведение было написано раньше. Упомянутые же даты указывают на период пика коллективизации. В критике можно найти разные отзывы о повести, все зависит от того, когда они были написаны.

В СССР «Котлован» напечатали в 1887 г.

Тема

Анализируемая повесть - обычное явление для русской литературы первой половины ХХ века, ведь в то время писатели активно поднимали социальные проблемы. Произведение А. Платонова выделяется из ряда других необычной системой образов, которая помогает скрыть его истинный смысл.

Тема повести - строительство нового «идеального» общества, коллективизация. В контексте указанных тем автор поднял следующие проблемы : человек в условиях перемен, принудительная коллективизация, деревенский и городской уклад в первой половине ХХ века, старое и новое, его влияние на общество и др.. Основа проблематики - социальные перемены и вечные моральные ценности.

В начале произведения автор рассказывает о неком Вощеве. Это тридцатилетний мужчина, которого уволили из механического завода. Возраст героя имеет символическое значение, он как бы намекает на роковые для общества года ХХ века. Вощев решает искать работу в другом городе. По пути туда останавливается на ночлег большой яме. Оказывается, это котлован для будущего здания, в котором планируют собрать весь местный пролетариат.

Вощев остается с землекопами. Строительство здания для пролетариата символизирует изменения в обществе. Дальше котлована стройка не продвигается. Работники понимают, что не смогут построить новое на руине старого.

Среди прочих героев привлекает внимание бездомная девочка Настя. Ее образ символизирует будущее, жизнь в доме, который строят. На данное значение символа намекают детали. Строители подарили героине гробы, чтобы та использовала их как кровать и ящик для игрушек. Гробы работники отобрали у крестьян. Так автор ненавязчиво показывает положение крестьян в новых условиях. Настя умерла, не дождавшись окончания стройки. Так же умерла надежда на новую жизнь

Сюжет помогает произведения, символическое значение образов - ключ к смыслу названия повести. Котлован символизирует невоплощенные большевистские идеи, намекает на то, что невозможно построить новое на руинах старого.

В повести можно выделить внутренний конфликт - чувства людей, находящихся на «острии перемен» и внешний - столкновение старого и нового.

Композиция

В«Котловане» анализ стоит продолжить характеристикой композиции. По смыслу произведение делится на две части: городскую, посвященную копанию котлована и деревенскую - рассказ о кулаках, коллективизации. Такая организация не случайна. Она основана на речи Сталина, произнесенной зимой 1929 г. В ней особое внимание обращалось на проблему «противоположности между городом и деревней».

Начинается и заканчивается произведение описанием котлована, поэтому можно говорить о кольцевой композиции или обрамлении.

Жанр

Жанр произведения - повесть, направление -антиутопия. О том, что это повесть свидетельствуют такие особенности: раскрывается несколько сюжетных линий, система образов достаточно разветвленная, достаточно большой объем. Признаки антиутопии: автор показывает, что идеи. провозглашаемые властью, реализовать невозможно.

Тест по произведению

Рейтинг анализа

Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 292.

Настоящий писатель - это всегда мыслитель, стремящийся заглянуть в будущее, предсказать жизнь потомков. Но писатель - это и человек, создающий систему: нравственных ценностей, взглядов на историю, развитие общества. Литература часто становилась средством пропаганды идей писателя. С этим, в частности, связано возникновение в литературе жанра утопии. В произведениях этого жанра изображался идеальный, с точки зрения автора, принцип построения общества. Но параллельно развивается и жанр антиутопии.

Повести "Котлован" Платонова и «Мы» Замятина были написаны примерно в одно время и оба они являются в большей или меньшей мере антиутопичными, то есть, заглядывая в будущее, они несут в себе недоброе пророчество. Действительность, в которой жили писатели, заставляла их задуматься: так ли хорошо будет то, что получится в результате того, что происходит в данный момент, к чему движется человечество и что есть прогресс, а что регресс? Авторы обоих произведений видели в существующем мире, в пришедшем к власти коммунизме, тенденцию к потере человеком своей индивидуальности, к обезличиванию серой одинаковой массы.

Платонов в своей повести "Котлован" видит эту сторону коммунизма, коллективизации и образно описывает то, как люди, работающие на этом котловане подавляли, убивали в себе мысли, тем самым превращаясь в обезличенную массу или колхоз (от названия ничего не меняется). В них рождались лишь воспоминания, так как “больше ничего думать” они не могли. Но чтобы спокойно заснуть, не разбудить в себе страшных сомнений, они пытались и не вспоминать. Они жили только трудом, но чувствовали, что это не жизнь. Отсюда тоска, равнодушие, им приходилось “терпеть свою жизнь”, многие хотели покончить жизнь самоубийством. Пусть котлован это лишь фантастический гротескный образ, но с помощью него Платонов отразил то что происходит вокруг, и угнетающе воздействуя на читателя образы повести заставляют задуматься о правильности и оправданности строительства этого "пролетарского дома", то есть коммунизма как такового. Таким образом, автор развенчивает миф о “светлом будущем”, показывая, что рабочие эти живут не ради счастья, а ради котлована. Ужасные картины советской жизни противопоставляются идеологии и целям, провозглашенным коммунистами, и при этом показывается, что человек превратился из разумного существа в придаток пропагандистской машины. Образ главного героя Вощева в повести отражает сознание обыкновенного человека, который пытается понять и осмыслить новые законы и устои. У него и в мыслях нет противопоставлять себя остальным. Но он начал думать, и потому его увольняют. Такие люди опасны существующему режиму. Они нужны только для того, чтобы рыть котлован. Здесь автор указывает на тоталитарность государственного аппарата и отсутствие подлинной демократии в СССР.

Похожий сюжет развивается в романе Замятина Мы. Произведение проникнуто раздумьями о российской послереволюционной действительности. В нем угадываются мысли о возможных и уже обнаружившихся при жизни писателя извращениях социалистической идеи. В романе “Мы” в фантастическом и гротесковом облике предстает перед читателем взгляд в будущее. Приводится мечта сильных мира сего: “Жизнь должна стать стройной машиной и с механической неизбежностью вести нас к желанной цели” и здесь нетрудно провести параллель с современной писателю действительностью. Перед нами разворачивается “математически совершенная жизнь” Единого Государства. Символический образ “огнедышащего интеграла”, чуда технической мысли и одновременно орудия жесточайшего порабощения, предстает в начале романа. Бездушная техника вместе с деспотической властью превратили человека в придаток машины, отняв у него свободу и воспитав в добровольном рабстве. Мир без любви, без души, без поэзии. Человеку-“нумеру”, лишенному имени, было внушено, что “наша несвобода” есть “наше счастье” и что это “счастье” - в отказе от “я” и растворении в безличном “мы”.

Тем не менее,

Несмотря на всю пессимистичность и антиутопичность произведений Платонова и Замятина, в повести и того и другого мы все же можем найти оптимистичную нотку, оставляющую надежду на то, что людей все-таки не так уж просто сделать бездушными роботами.

Замятин показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где игнорируется человеческое “я”, где единоличная власть является неограниченной, возможен бунт. Способность и желание чувствовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но власти находят выход: у человека при помощи операции удаляют фантазию - последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя разумным и сильным. И остается надежда, что человеческое достоинство не умрет при любом режиме.

Жанр антиутопия в произведениях Замятина «Мы» и Платонова «Котлован»

План

Введение 3

2.1 Роман Е. Замятина «Мы» 9

2.2 «Котлован» А. Платонова 13

Заключение 17

Список литературы 19

Введение

С зарождением гуманизма в Европе появился жанр утопии. Мудрецы прошлого изображали счастливый мир будущего, где нет войны, болезней, а все сферы жизни общества подчинены законам разума. Прошли века, и утопия сменилась антиутопией – изображением «будущего без будущего», мертвого механизированного общества, где человеку отведена роль обычной социальной единицы. На самом деле антиутопия не является полной противоположностью утопии: антиутопия развивает основные принципы утопии, доводя их до абсурда. Теперь оказывается, что один и тот же человеческий разум способен построить не только «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы, но и работающие с точностью часового механизма «фабрики смерти» Генриха Гиммлера. XX век стал веком воплощенных антиутопий – в жизни и литературе.

В русской литературе можно выделить несколько ярких имен. В данной работе будут рассмотрены произведения двух авторов: Е. Замятина «Мы» и А. Платонова «Котлован».

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. В первой главе рассмотрена история антиутопии как жанра. Вторая глава посвящена анализу произведений: Замятина «Мы» и Платонова «Котлован».

Актуальность темы обусловлена тем, что антиутопия показывает недостатки и проблемы общества, предостерегая будущие поколения от ошибок.

1. Антиутопия как жанр литературы: прошлое, настоящее и будущее

Испокон веков человеку свойственно, не довольствуясь существующим порядком, мечтать о будущем счастливом мироустройстве или фантазировать о былом сказочном великолепии жизни. Так, уже древнегреческий философ Платон (427–347 гг. до н.э.) в диалоге под названием «Государство» дает подробное описание устройства идеального, по его мнению, общества, Граждане этого общества делятся в соответствии со своими задатками и способностями на три ряда: ремесленники, воины и философы-правители. Так появляется строгая иерархия мире утопии – первый закон жанра. Другой закон искусство – в таком Государстве не воспринимается как что самоценное: Платон вообще изгоняет из идеального мира поэтов и художников, так как исходя из представлений древних, всякое человеческое творчество лишь вторично, подражательно по отношению к божественному творчеству самой природы.

Так, еще в далеком прошлом, мечтая и надеясь на осуществление своих идеальных замыслов писатели, философы, мыслители разных эпох создавали Государства и Миры, где счастлив был бы каждый индивид, где все служило бы единственной цели – всеобщему благополучию, этой мечте об утраченном рае небесном. Все их творения были фантастичны, но в то же время сохраняли строгость и выверенность политического памфлета: внимательно прослеживается социальная структура государства будущего, роль каждого члена общества (все это – исходя из критического взгляда на уже существующий неправильный миропорядок). Чаще всего в них разрешаются именно проблемы современного общества, они (как любое политическое выступления) злободневны. Построить общество всеобщего счастья представлялось делом несложным: достаточно разумно структурировать неразумный миропорядок, все расставить по своим местам – и земной рай затмит рай небесный. К счастью, долгое время все попытки воплотить утопические мечты в реальность увенчивались крахом: человеческая природа упорно сопротивлялась всяческим стремлениям разума ввести ее в рациональное русло, упорядочить то, что плохо поддается упорядочению. И только XX век, с его катастрофическим развитием техники и торжеством научного знания, обеспечил утопическим мечтателям возможность переносить их подчас бредовые замыслы с бумаги на саму действительность. Первыми опасность трансплантации буйных творческих фантазий из мира вымысла в реальность, опасность превращения самой жизни в огромное утопическое произведение почувствовали писатели: в эпоху торжества утопических проектов, когда только мечта вдруг перестала удовлетворять ищущий разум человека, появляется новый, великий спорщик – антиутопия.

У начала цепочки антиутопий XX века стоит, конечно, Достоевский; он полемизирует с утопиями, владеющими пока лишь умами, а не жизнью, – с видением «хрустального дворца», с «щигалевщиной», с великими прожектерствами XIX века и особенно – с метафизической ложью Великого Инквизитора, наиболее импозантного глашатая переустройства человечества «по новому штату («Братья Карамазовы»). Именно в поэме «Великий Инквизитор», сочиненной Иваном Карамазовым, прослеживаются достаточно четко два стержневых мотива последующих антиутопий: мотив навязанного счастья, к которому человечество ведут железной рукой, состоящий, прежде всего, в отказе от личной свободы, – и мотив противопоставления личности – унифицированной, обезличенной общности (основной конфликт любой антиутопии). Бремя свободы считается непосильным для «маленького человека», ибо ничего, кроме мук (самых страшных – мук выбора), ему не приносит. И всегда найдется «Благодетель», готовый взять на себя это бремя в обмен на сладкий призрак блаженства, которым он готов щедро одарять смиренно покорившегося ему слабого человека. Итак, мы постепенно выделили главный смысловой стержень антиутопии. В утопиях рисуется, как правило, прекрасный и изолированный от других мир, предстающий перед восхищенным взором стороннего наблюдателя и подробно разъясняемый пришельцу местным «инструктором-вожатым». В антиутопиях основанный на тех же предпосылках мир дан глазами его обитателя, рядового гражданина, изнутри, дабы проследить и показать чувства человека, претерпевающего на себе законы идеального государства. Авторы ранних антиутопий не ставят пока под сомнение положения утопий, касающиеся материального достатка и блеска будущего возможного общества. В произведениях Замятина и Хаксли («О дивный новый мир») рисуется стерильный и по-своему благоустроенный мир «эстетической подчиненности», «идеальной несвободы» («Мы»); здесь тесно для жизни духа, но, тем не менее, все надежно выстроено. Однако, возможно, не без подсказки самой действительности, превосходящей все вымыслы, постепенно открывается, что несвобода не гарантирует райского изобилия и комфорта – она не гарантирует ничего, кроме убожества, серости и нищеты повседневной жизни. От нее мир беднеет, «вещество устает» («Приглашение на казнь», Набоков), ей сопутствует унылая механистичность и рационализм («1984», Дж. Оруэлл). И еще: утопический мир – закрытый мир. То, что стороннему наблюдателю, обманутому доступной ему (показанной проводником-инструктором) «оболочкой» жизни, представляется торжеством порядка и справедливости, торжеством человеческого счастья, – увиденное «изнутри» оказывается вовсе не столь совершенным, являя рядовым членам утопического общества свою неприглядную изнанку. И в этом главное отличие всякой антиутопии от утопии: антиутопия – личностна, ибо достаточным критерием «подлинности», совершенства идеального мира становится субъективный взгляд одного человека, в то время как утопия довольствуется утверждением безличного «всеобщего счастья», за которым незаметны слезы отдельных обитателей утопического государства. Другими словами, для антиутопии подчас довольно «слезы ребенка», чтобы поставить под сомнение правомочность претензий целого мира на обладание истиной.

Особенностью общества, которое предложили утописты и подвергли анализу антиутописты, оказалось то, что счастья, которого добивались для всех, человеку в его прежнем виде оказалось недостаточно (его внешние и внутренние данные, то есть его природа, таковы, что противоречат самой идее унификации). Утописты в этом случае заговорили бы о воспитании «новой личности». Антиутописты оказались въедливее и показали, что одним воспитанием саму природу человека изменить невозможно, а потому необходимо более глубокое и кардинальное вмешательство государства (а может быть, и медицины – хирургии).

Отсюда мотивы воспитания у антиутопистов заменяются полной вывороченностью всего хода жизни индивида – от рождения до смерти, – все ставится на конвейер, превращаясь в производство человеческих автоматов, а не людей. В романе Замятина (самое раннее произведение) существует Материнская Норма (бедной О-90 недостает десяти сантиметров до нее, и потому она не имеет права быть матерью); дети воспитываются роботами (не знают своих родителей), и все же только в конце романа Государство и Благодетель добиваются более кардинального решения проблемы всеобщего счастья: устанавливается, что во всех неудовлетворенностях человеческих виновата фантазия, а именно ее можно удалить простым лучом лазера. Великая Операция завершает, наконец, процесс полного уничтожения личности, путь к всеобщему спокойствию и благополучию найден. У Хаксли вопрос унификации практически продуман с самого начала: дети выводятся в инкубаторах (совсем новые «люди», то есть проблема отцовства снята окончательно); при этом, чтобы не иметь треволнений, связанных с индивидуальными прихотями и мечтами, еще в эмбриональный периодом определяется общественный и производственный статус будущих работников. Все эти специфические мотивы в той или иной степени одинаково свойственны любой антиутопии и потому являются одними из важнейших характеристик данного жанра, наряду с характеристиками, не являющимися принадлежностью исключительно антиутопий (например, обязательной авантюрностью сюжета). Мы же вывели наиболее яркие и жанрополагающие, на наш взгляд, признаки, необходимые для понимания и ощущения того или иного произведения именно как антиутопии.

Всеобщее благоденствие, решение вековых проблем социальной несправедливости, совершенствование действительности – вот те благие намерения, которыми оказалась вымощена дорога в земной ад. Столкнувшись с невозможностью в короткие сроки переделать мироздание и удовлетворить все потребности человека, утописты быстро приходят к тому, что легче переделать самого человека: изменить его взгляды на жизнь и на себя самого, ограничить потребности, заставить думать по шаблону, задающему однозначно, что есть добро и что есть зло. Однако, как оказалось, человека легче изуродовать и даже испортить, чем переделать, иначе это уже не человек, не полноценная личность. Именно личность становится камнем преткновения и предметом ненависти для любых утопистов, стремящихся расправиться с ее свободной волей, боящихся любых проявлений свободного «Я». Поэтому конфликт личности и тоталитарной системы становится движущей силой любой антиутопии, позволяя опознать антиутопические черты в самых различных на первый взгляд произведениях.

2. История русской антиутопии

2.1 Роман Е. Замятина «Мы»

Одним из лучших произведений, написанных в жанре антиутопии, стал роман Евгения Замятина.

Рассматривая роман в контексте литературы 20-х годов, подчеркнем, что характерной чертой мироощущения человека данной эпохи и литературы тех лет, особенно пролетарской поэзии, было стремление к слиянию с массой, к растворению в ней собственного «я», к подчинению личной воли задачам общественного прогресса.

Как же достигается счастье в романе, как сумело Единое Государство удовлетворить материальные и духовные запросы своих граждан?

Материальные проблемы решали в ходе Двухсотлетней войны. Голод победили за счет гибели 0,8 населения – жизнь перестала быть высшей ценностью. Даже десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно, не менее важное значение: город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.

Духовные запросы решаются путем их подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение сексуального закона, который свел великое чувство любви к «приятно-полезной функции организма», сведя любовь к чистой физиологии. Единое Государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие связи, кроме связи с Единым Государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разрозненны и отчуждены друг от друга, а потому и легко управляемы. Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую Скрижаль. Единое Государство отнимает у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой Государственной Наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Даже стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Названия поэтических книг говорят сами за себя: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу», «Стансы о половой гигиене». Создана целая система подавления инакомыслия: бюро Хранителей (в котором шпионы следят, чтобы каждый был «Счастлив»), Операционное с его чудовищным Газовым Колоколом, Великая Операция, доносительство, возведенное в ранг добродетели («Они пришли, чтобы совершить подвиг», – пишет герой о доносчиках ).

Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а лишь его подавление, физическое уничтожение. Но насилие вызывает у людей восторг, потому что у Единого Государства есть оружие, пострашней Газового Колокола. Оружие это – слово, которое может подчинить человека чужой воле, оправдать насилие и рабство, и даже заставить поверить, что несвобода и есть счастье. Это особенно важно, так как проблема манипулирования сознанием актуальна и в X X I веке.

Каждый из героев Замятина наделен какой-либо выразительной чертой: брызжущие губы и губы-ножницы, двоякоизогнутая спина и раздражающий икс. Особенно выразительны женские образы. Вопреки законам жанра Замятин вводит целых три женских типа: I -330, О-90 и Ю. Традиционная для антиутопии героиня-мятежница I -330. Страсть, которую она внушает Д-503, такая же болезненно острая, как и ее внешность. Однако в отличие от других героинь антиутопий, являясь борцом с новым режимом, все: и знание, и свой ум, и свою изящную внешность, и любовь, – использует в качестве действенного оружия в этой борьбе. Для нее, как и для Единого Государства, человек – поле битвы и материал для обработки, любовь – оружие.

«Милая» О-90, неожиданный образ женщины в антиутопии, она – «одна и», человек обычный, ничем не выдающийся. Именно с О включается в мир антиутопии тема детства: она кажется традиционно инфантильной, но за этой традиционностью скрыта настоящая детская непосредственность, искренность, чистота и целомудрие. С О-90 появляется в романе Замятина мотив возможности обретения семейного счастья. Семья – один из врагов тоталитарной власти, признающей объединений людей только вокруг государства и вождя. Но стремящийся к разрушению (существующего строя, существующей философии или чего-то еще), она героиня созидания, что совершенно необычно для все отрицающего жара, показывающего все ужасы и недостатки, но при этом не призванного давать советы по их устранению. Эта же героиня Замятина – единственно спасшаяся душа, потому что обрела свободу и себя благодаря жажде продолжения рода, естественному желанию иметь ребенка. Так, вдруг, получается, что «разрешенная» любовь Единого Государства (исконно у всех антиутопистов ассоциирующаяся с развратом) неожиданно становится целомудренной.

И третий тип: женщина – жертва тоталитарно режима, Ю. Она результат переделки личности. Ему отведена почетная роль наставника подрастающего поколения, а значит, она должна быть архиблагонадежным элементом машины Единого Государства. И она действительно была таковой. Ю. – не просто нумер, она – воплощении Единого государства: ее мысли – философия Единого государства, ее чувства – забота о сохранении Единого Государства и его благонадежных нумеров и т.д.

Счастье нумеров уродливо, но ощущение счастья должно быть истинным и поэтом, задача тоталитарной системы – не уничтожить полностью нумера, как личность, а ограничить ее со всех сторон: перемещения – Зеленой Стеной, образ жизни – Скрижалью, интеллектуальный поиск – Единой Государственной Наукой, которая не ошибается. Можно, казалось бы, вырваться в космос. Но Интеграл несет в иные миры «трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого Государства». И полет его, увы, не попытка познания Вселенной, а скорее – идеологическая экспансия, стремление подчинить Вселенную воле Единого Государства.

На протяжении всего романа герой метается между человеческим чувством и долгом перед Единым Государством, между внутренней свободой и счастьем несвободы. Любовь пробудила его душу, его фантазию и помогла освободился от оков Единого государства, заглянуть за грань дозволенного.

В романе человеческое бунтует не только против ланов Благодетеля, но и против авторского плана. Замятин ставит задачу, может быть, для него более, чем для кого-нибудь еще, трудную, неосуществимую: написать о людях без языка, о людях без имен – под номерами, о людях, для которых из всей мировой литературы понятнее всего «Расписание железных дорог».

Главный вопрос произведения: сможет ли выстоять человек перед все усиливающимся насилием над его совестью, душой, волей?

Любая попытка противостоять насилию заканчивается ничем. Бунт не удался, I-330 попадает в Газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа весьма трагичен (хотя в соответствии с логикой Единого Государства звучит оптимистически). Однако автор оставляет нам призрачную надежду. Заметим: I-330 не сдается до самого конца, Д-503 прооперирован насильно, О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить собственного ребенка, а не государственного нумера; туда же, в пролом стены, устремляются еще «с полсотни громких, веселых, крепкозубых» . Но противостояние злу в эпоху крушения гуманизма – трагическое противостояние, считает Замятин.

Вопрос жанра утопии – каким должно быть будущее? Вопрос антиутопии – каким будет будущее, если настоящее, меняясь лишь внешне, материально, захочет им стать? И самое главное – нам нужно не машинное демократическое общество, а необходима свобода, основанная на вечных принципах гуманизма.

2.2 «Котлован» А. Платонова

В самом общем виде события, происходящие в «Котловане», можно представить как реализацию грандиозного плана социалистического строительства. В городе строительство «будущего неподвижного счастья» связано с возведением единого общепролетарского дома, «куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата». В деревне строительство социализма состоит в создании колхозов и «ликвидации кулачества как класса». «Котлован», таким образом, захватывает обе важнейшие сферы социальных преобразований конца 1920-х – начала 1930-х гг. – индустриализацию и коллективизацию.

Казалось бы, на коротком пространстве ста страниц невозможно детально рассказать о крупномасштабных, переломных событиях целой эпохи. Калейдоскопичность быстро меняющихся сцен оптимистического труда противоречит самой сути платоновского видения мира – медленного и вдумчивого; панорама с высоты птичьего полета дает представление о «целостном масштабе» – ноне о «частном Макаре», не о человеческой личности, вовлеченной в круговорот исторических событий. Пестрая мозаика фактов и отвлеченные обобщения в равной мере чужды Платонову. Небольшое количество конкретных событий, каждое из которых в контексте всего повествования исполнено глубокого символического значения, – таков путь постижения подлинного смысла исторических преобразований в «Котловане».

Сюжетную канву повести можно передать в нескольких предложениях. Рабочий Вощев после увольнения с завода попадает в бригаду землекопов, готовящих котлован для фундамента общепролетарского дома. Бригадир землекопов Чиклин находит и приводит в барак, где живут рабочие, девочку-сироту Настю. Двое рабочих бригады по указанию руководства направляются в деревню – для помощи местному активу в проведении коллективизации. Там они гибнут от рук неизвестных кулаков. Прибывшие в деревню Чиклин и его товарищи доводят «ликвидацию кулачества» до конца, сплавляя на плоту в море всех зажиточных крестьян деревни. После этого рабочие возвращаются в город, на котлован. Заболевшая Настя той же ночью умирает, и одна из стенок котлована становится для нее могилой.

Набор перечисленных событий, как видим, достаточно «стандартен»: практически любое литературное произведение, в котором затрагивается тема коллективизации, не обходится без сцен раскулачивания и расставания середняков со своим скотом и имуществом, без гибели партийных активистов, без «одного дня победившего колхоза». Вспомним роман М. Шолохова «Поднятая целина»: из города в Гремячий Лог приезжает рабочий Давыдов, под руководством которого проходит организация колхоза. «Показательное» раскулачивание дается на примере Тита Бородина, сцена прощания середняка со своей скотиной – на примере Кондрата Майданникова, сама же коллективизация заканчивается гибелью Давыдова.

Однако в платоновском повествовании «обязательная программа» сюжета коллективизации изначально оказывается в совершенно ином контексте. «Котлован» открывается видом на дорогу: «Вощев… вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее. Но воздух был пуст вдвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на дороге…» Герой Платонова – странник, отправляющийся на поиски истины и смысла всеобщего существования. Пафос деятельного преображения мира уступает место неспешному, с многочисленными остановами, движению «задумавшегося» платоновского героя.

Привычная логика подсказывает, что если произведение начинается дорогой, то сюжетом станет путешествие героя. Однако возможные ожидания читателя не оправдываются. Дорога приводит Вощева вначале на котлован, где он на какое-то время задерживается и из странника превращается в землекопа. Затем «Вощев уел в одну открытую дорогу» – куда она вела, читателю остается неизвестно. Дорога вновь приводит Вощева на котлован, а затем вместе с землекопами герой отправляется в деревню. Конечным пунктом его путешествия опять станет котлован.

Платонов словно бы специально отказывается от тех сюжетных возможностей, которые предоставляются писателю сюжетом странствий.

Маршрут героя постоянно сбивается, он вновь и вновь возвращается к котловану; связи между событиями все время нарушаются. Событий в повести происходит довольно много, однако жестоких причинно-следственных связей между ними нет в деревне убивают Козлова и Сафронова, но кто и почему – остается неизвестно; Жачев отправляется в финале к Пашкину – «более уже никогда не возвратившись на котлован». Линейное движение сюжета заменяется кружением и топтанием вокруг котлована.

Важное значение в композиции повести получает монтаж совершенно разнородных эпизодов: активист обучает деревенских женщин политической грамоте, медведь-молотобоец показывает Чиклину и Вощеву деревенских кулаков, лошади самостоятельно заготавливают себе солому, кулаки прощаются друг с другом перед тем как отправиться на плоту в море. Отдельные сцены вообще могут показаться немотивированными: второстепенные персонажи неожиданно появляются перед читателем крупным планом, а затем так же неожиданно. Гротескная реальность запечатлевается в череде гротескных картин.

Наряду с несостоявшимся путешествием героя Платонов вводит в повесть несостоявшийся сюжет строительства – общепролетарский дом становится грандиозным миражом, призванным заменить реальность. Проект строительства изначально утопичен: его автор «тщательно работал над выдуманными частями общепролетарского дома». Проект гигантского дома, который оборачивается для его строителей могилой, имеет свою литературную историю: он ассоциируется с огромным дворцом (в основании которого оказываются трупы Филемона и Бавкиды), строящимся в «Фаусте», хрустальным дворцом из романа Чернышевского «Что делать?» и, безусловно, Вавилонской башней. Здание человеческого счастья, за строительство которого заплачено слезами ребенка, – предмет размышлений Ивана Карамазова из романа Достоевского «Братья Карамазовы».

Сама идея Дома определяется Платоновым уже на первых страницах повести: «Так могилы роют, а не дома», – говорит бригадир землекопов одному из рабочих. Могилой в финале повести котлован и станет – для того самого замученного ребенка, о слезинке которого говорил Иван Карамазов. Смысловой итог строительства «будущего неподвижного счастья» – смерть ребенка в настоящем и потеря надежды на обретение «смысла жизни и истины всемирного происхождения», в поисках которой отправляется в дорогу Вощев. «Я теперь ни во что не верю!» – логическое завершение стройки века.

Общепролетарский дом предстает перед нами, как грандиозный мираж. Утопический проект «будущего неподвижного счастья». Строительство Дома заменяется бесконечным рытьем котлована. Будущий «Дом» «коммунизма» и «счастливого детства» – и ветхие бараки землекопов в будущем. Дом, превратившийся в могилу ребенка.

Заключение

В русской литературе вырисовывается тенденция, объединяющая столь разных и по таланту, и по идеологическим, и по творческим установкам писателей – таких, как Е. Замятин, П. Краснов, И. Наживин, В. Набоков, А. Платонов. Имеются в виду утопические и антиутопические произведения.

И утопия и антиутопия, как жанр литературы довольно активно развиваются в русской литературе. Фантастический мир будущего, изображенный в антиутопии, своей рациональной выверенностью напоминает мир утопий. Но выведенный в утопических сочинениях в качестве идеала, в антиутопии он предстает как глубоко трагический. Примечательно, что в их произведениях жизнь идеальной страны дана с точки зрения стороннего наблюдателя (путешественника, странника), характеры людей, населяющих ее, психологически не разработаны. Антиутопия изображает «дивный, новый мир» изнутри, с позиции отдельного человека, живущего в нем.

Антиутопия обнажает несовместимость утопических проектов с интересами отдельной личности, доводит до абсурда противоречия, заложенные в утопии, отчетливо демонстрируя, как равенство оборачивается уравниловкой, разумное государственное устройство – насильственной регламентацией человеческого поведения, технический прогресс – превращением человека в механизм.

Назначение утопии состоит, прежде всего, в том, чтобы указать миру путь к совершенству, задача антиутопии – предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути.

И у Замятина и у Платонова мы видим преобладание одних и тех же жанровых признаков – при всех различиях между стилевыми манерами. Антиутопия в творчестве этих писателей отличается от утопии, прежде всего, своей жанровой ориентированностью на личность, на ее особенности, чаяния и беды, словом, антропоцентричностью. Личность в антиутопии всегда ощущает сопротивление среды. Социальная среда и личность – вот главный конфликт антиутопии. Теплинский М. Из истории русской антиутопии//Литература. – 2000. — №10. – С. 23

Русская литература. ХХ век: Большой справочник. М.: 2003. – С.413.

Замятин Е.И. Мы: Роман. – М.: Школа-пресс, 2005. – С. 265

Русская литература. ХХ век: Большой справочник. М.: 2003. – С. 260

Теплинский М. Из истории русской антиутопии//Литература. – 2000. — №10. – С. 33